— Основная наша беда заключалась в том, что мы мало обсуждали наши проблемы. Мы настолько были заняты карьерой и самолетами, планами и сроками, что забыли о самых важных вещах. Как, например, о ребенке, — закончила она и вздохнула. — О, Камерон! Что со мной случилось?
— Наверное, опять твои гормоны, — сказал он с удовлетворением. — Я становлюсь все большим и большим поклонником твоих маленьких гормонов!
Алессандра облокотилась на подушки.
— Ну и что, если от всего этого становится только хуже и хуже?
Он усмехнулся.
— Почему?
— А что, если я действительно целый день буду валяться на диване и есть шоколад?
Он медленно и лениво посмотрел на ее плоский живот, осиную талию, которые еще ничем не напоминали о беременности.
— О, я думаю, что туда попадает совсем мало еды, дорогая. Кроме того, мне начинает нравиться мысль, что ты станешь толще.
— Жирней!
— И будешь кормить грудью нашего ребенка, — продолжил Камерон. Его глаза смотрели ей прямо в лицо, голос звучал многообещающе и гордо.
Алессандра сделала продолжительный вдох, пока наконец не поняла, что ничего не может возразить...
— Камерон...
— Ну?
— А что случится, если я не захочу возвращаться на работу?
Он бросил на нее внимательный взгляд.
— Ты имеешь в виду, как твоя мать?
— Ну да.
— То, что твоя мать никогда больше не взяла в руки кисть после того, как родила тебя, ничуть не умаляет ее достоинств, пойми это. Она использовала свой талант по-другому, гораздо более привлекательно. Она не перестала быть созидателем, только вместо того, чтобы создавать картины, она создала семью. И если ты захочешь, то можешь сделать то же самое.
— Как?
— Быть просто матерью. Или премьер-министром. В любом случае я буду тебя любить, — добавил он мягко.
— Из премьер-министра выйдет неважная нянька, — проницательно заметила она.
— Да?
— Разве ты не это имел в виду?
Он покачал головой:
— В таком случае ты будешь самой прекрасной нянькой в мире.
Звучит красиво, подумала Алессандра. Но лучше все-таки няньку пригласить... И, конечно, не всякую няньку, например похожую на Бабет!
Его пристальный взгляд остановился на ней, и он улыбнулся.
— Тебе здесь удобно?
— Да, — ответила она, устраиваясь в подушках. — Замечательно.
— А в этой комнате найдется место для меня?
Алессандра развела руки широким приглашающим жестом.
— Всегда.
Он с сожалением покачал головой.
— Не всегда, любимая. Я думаю, что в ближайшие восемь месяцев ты не слишком часто будешь пускать меня на этот диван!
— Только чтобы шлепнуть тебя или поцеловать, — прошептала она.
Камерон быстро наклонился к ней.
— И что ты предпочтешь сейчас?
— Посмотрим!
— Дорогая, ты отлично выглядишь!
Алессандра отвернулась от зеркала и посмотрела в улыбающееся лицо матери.
— Я? — прошептала она. — Правда?
Красивые карие глаза миссис Уолкер подозрительно заблестели, когда она удовлетворенно кивнула.
— Правда.
— Хорошо. — Алессандра снова взглянула на свое отражение и улыбнулась. — Потому что сегодня я хочу выглядеть особенно красивой. Для Камерона, — с нежностью закончила она.
— Он очень счастливый человек, — подытожила миссис Уолкер, выказывая истинно материнское пристрастие.
— А я — безумно счастливая женщина, — сказала Алессандра, мурлыкая от удовольствия.
— Да, — согласилась миссис Уолкер. — У тебя очаровательный сын и красивый муж. Хотя, как я успела заметить, вы оба ссоритесь...
— Иногда! — вставила ее дочь с улыбкой.
— Нет ничего плохого в случайных ссорах, — настаивала миссис Уолкер. — Но не тогда, когда главные герои — такие сильные люди, как вы оба, и когда каждый из вас пользуется оружием другого.
— Да. Ты права! — улыбнулась Алессандра, затем опять посмотрела на мать и сразу стала серьезной. Они с Камероном и двухлетним сыном Джемми уже почти две недели находились в Италии, где родители Алессандры достаточно успешно занимались рисованием и проводили веселые уик-энды на своей приземистой, сложенной из серых каменных глыб ферме в сельской Тоскане. Мечта Уолкеров о счастливой жизни в Италии наконец сбылась. — Ты знаешь, мама, — спокойно сказала Алессандра, — в течение многих лет я была убеждена, что вы с папой не были счастливы.
— Я это подозревала! — сухо заметила ее мать. — Но теперь ты поняла, что ошибалась, верно?
— О, да, — горячо отозвалась Алессандра.
С первого дня приезда она все время чувствовала эту почти физически ощутимую взаимную любовь ее родителей. И как она могла только подумать, что им было плохо вместе?
— Мне всегда казалось, что ты должна была ненавидеть бедность, ведь тебе постоянно приходилось бороться за существование.
Но мать медленно покачала головой.
— В материальном смысле, конечно, да. У нас не хватало ни денег, ни продуктов, ни одежды, но эмоционально я имела все, чего только могла желать. Твой папа сделал меня самой счастливой женщиной на свете. — И она слегка прикоснулась платочком к глазам. — Посмотри, что ты натворила. Я ужасно выгляжу!
— Ерунда! — возразила Алессандра, оглядывая изящный, нежного светло-желтого цвета шелковый костюм и соответствующую шляпку, которые очень подходили к темным глазам ее матери. — Ты выглядишь просто замечательно, как самая настоящая мать невесты!
— А ты? — спросила ее мать. — Уже почти половина третьего, а ты все еще не готова.
— Кто не готов? — послышался глубокий голос из дверного проема, и, обернувшись, Алессандра с любовью и гордостью посмотрела на появившихся Камерона в великолепном темном костюме и толстощекого, твердо стоящего на ногах ребенка — точную миниатюрную копию своего отца, даже с шелковым галстуком-бабочкой на груди!
— Мамочка! Мамочка! — закричал Джемми и кинулся через комнату к ней на колени. — Я красивый?
— Ты просто замечательный, — улыбнулась Алессандра, и ее глаза встретились в зеркале с сине- серыми глазами Камерона. И ты тоже, беззвучно сказала она, наблюдая, как удовольствие разливается по
