самого храма Соломона, в котором сарацины собрались и яростно сражались против нас в течение целого дня, так что их кровью был залит весь храм. Наконец, победив неверных, наши рыцари захватили огромное количество мужчин и женщин; они убивали, кого хотели, а кого хотели, оставляли в живых… Вскоре крестоносцы рассыпались по городу, забирая себе золото, серебро, коней, мулов и дома, полные всевозможного добра. Затем, ликуя и плача от чрезмерной радости, наши люди пошли на службу ко Гробу Спасителя и так выполнили обет, данный Ему…[72]
Крестоносцы называли себя сами паломниками; большая их часть после молитвы в Иерусалиме отправилась в обратный путь. Оставшиеся образовали своего рода колониальную общину и предполагали здесь поправить свое экономическое и общественное положение. Некоторые поселились в сельской местности, но большинство сочло жизнь в древних укрепленных городах более безопасной и привлекательной. Антиохия, например, славилась своим благоприятным климатом, четырьмя сотнями башен, построенных византийцами, водопроводом и канализацией в домах – тем комфортом, который исчез в Западной Европе с падением Римской империи.
К концу XII в. в Святой земле насчитывалось, по-видимому, около 100 тыс. латинян. Они говорили в основном на французском языке и старались не смешиваться с местным населением, хотя браки с местными христианами, конечно, случались. В отличие от Испании и Сицилии, здесь не происходило плодотворного культурного обмена между христианским и мусульманским обществами и сами крестоносцы держались особняком от других восточных общин. В конечном счете пребывание крестоносцев оказалось лишь промежуточным эпизодом в сложной истории Сирии и Палестины. О нем зримо напоминают теперь лишь немногочисленные живописные замки, странно выглядящие среди чужеродного ландшафта.
Самым долговечным наследием крестоносцев, если не считать замков, оказались военные ордена. В атмосфере крестовых походов, где причудливо смешивались благочестие и воинственность, вполне естественно родилось желание совместить функции монаха и воина. Первым из военных орденов были тамплиеры (рыцари Храма), получившие свое название от резиденции ордена, расположенной в королевском замке Иерусалима, возле которого, по преданию, находился Храм Соломона. Члены ордена давали традиционные монашеские обеты послушания, бедности и целомудрия, а сверх того – обет помогать и защищать паломников, направлявшихся в Иерусалим. Госпитальеры, или рыцари св. Иоанна Иерусалимского, считали своей четвертой обязанностью заботу о больных. Вскоре оба ордена стали получать дары и имущественные завещания почти со всех концов Европы. Папы, видевшие в этих орденах средство для расширения собственного авторитета, даровали им исключительные церковные привилегии, но потребовали взамен прямого подчинения Римскому престолу, в обход компетенции местных епископов.
Обладая большими богатствами и привилегиями, тамплиеры и госпитальеры весьма скоро привлекли в свои ряды множество знатных людей и начали расширять свою деятельность далеко за пределы Сирии и Палестины. У них нашлось немало подражателей в лице других орденов, которые отличались более узкой «специализацией» и национальным характером. Испанские ордена Сантьяго, Калатрава и Алькантара участвовали в освобождении страны от мусульман, а затем продолжали существовать как крупные землевладельческие организации аристократического характера. В Германии орден св. Марии, или Тевтонский орден, захватил обширную территорию в Восточной Прибалтике у язычников – пруссов, литовцев и ливов – и создал там государство, которое впоследствии стало герцогством, а еще позже – королевством Пруссия.[73]
Духовным вдохновителем Второго крестового похода (1145–1149) стал Бернар Клервосский: именно его страстные речи убедили двух самых могущественных правителей Латинской Европы – Людовика VII Французского и Конрада III Немецкого – лично возглавить поход. Однако с самого начала возникли трудности. Северонемецкие князья решили, что лучше сосредоточить свои усилия против языческих славянских племен, живших к востоку от Эльбы. Папа признал эту экспедицию настоящим крестовым походом и даровал ее участникам все обычные привилегии крестоносцев. Это было зловещее предзнаменование германской восточной агрессии на широком фронте вдоль южного побережья Балтийского моря.
На Востоке поход также столкнулся с препятствиями, поскольку Византия плохо относилась к людям с Латинского Запада. В любой момент французская армия была готова штурмовать Константинополь, но все же Людовику удалось сдержать ее. Однако гораздо более серьезным препятствием стали разногласия между участниками похода и местными баронами-крестоносцами Иерусалимского королевства: последних заботило сохранение хороших отношений с окрестными мусульманскими правителями, и они фактически препятствовали действиям двух королей. Единственным долговременным результатом, которого добились крестоносцы, был неожиданный захват Лиссабона на другом конце Европы (1147). Они превратили его в столицу Иберийского королевства Португалия.
Люди на Западе осыпали проклятиями дьявола, турок, греков, губительный восточный климат и даже самого Бернара Клервосского. В свое оправдание Бернар ссылался на то, что сам папа поручил ему проповедовать крестовый поход, а следовательно, согласно логике духовной иерархии, критики выступают не против Бернара, а против самого Бога.
В течение жизни целого поколения, во второй половине XII в., христианская Европа была слишком занята собственными проблемами, чтобы помышлять о новых походах. Императоры и папы, князья и рыцари предпочитали воевать друг с другом, а не против неверных. Между тем Фатимидский халифат в Египте явно доживал последние дни. В 1169 г. самые могущественные суннитские правители Сирии послали армию в Египет. Возглавлявший ее курдский военачальник Салах-ад-Дин Юсуф ибн Айюб, которого на Западе называли Саладином, сверг Фатимидов (1171), провозгласил себя султаном и вернул Египет в лоно суннитского ислама. Спустя несколько лет он распространил свою власть и на Сирию. Итак, в очередной раз блестящему вождю удалось создать громадную, хотя и рыхлую, империю, простиравшуюся от Северной Месопотамии до Йемена в Южной Аравии. На практике это означало вряд ли больше, чем формальный сюзеренитет над фактически независимыми мусульманскими князьями. Но Саладин прилагал все усилия к возрождению религиозного и морального рвения мусульман, и впервые в своей истории государствам крестоносцев пришлось иметь дело с объединенными силами противника. В июле 1187 г. Саладин уничтожил их армию в сражении близ деревни Хаттин, между Назаретом и Тивериадским озером. Города и замки крестоносцев один за другим сдавались победителю: Иерусалим пал в октябре 1187 г., и только Триполи, Антиохия и Тир еще держались. В отличие от крестоносцев 1099 г. Саладин щадил жителей городов, и, хотя кресты на церквях были заменены исламскими полумесяцами, в храме Гроба Господня по-прежнему разрешалось проводить христианские службы.
Падение Иерусалима вновь разожгло на Западе страсть к крестовым походам. Папа и многочисленные проповедники опять стали призывать к объединению усилий латинского христианства. На этот раз крестовый поход организовали гораздо более профессионально, чем когда бы то ни было: ввели специальный налог – «саладинова десятина», а основные войска повел сам император Фридрих Барбаросса, к которому присоединились впоследствии короли Англии и Франции – Ричард I Львиное Сердце и Филипп II Август. Вместе с тем основные трудности оставались прежними: нужно было либо совершить долгий и изнурительный марш через Балканы, либо прибегнуть к дорогому и ненадежному морскому транспорту; следовало иметь в виду вполне понятную подозрительность, а временами и открытую враждебность византийцев, высокую смертность в западных войсках, вызванную тяжелым для них климатом. Но более всего вызывали опасение неизбежные разногласия как между военачальниками, так и между ними и франкскими правителями «заморских земель» – Палестины и Сирии.
В июне 1190 г. Фридрих Барбаросса, которому было уже далеко за шестьдесят, утонул, переправляясь через реку в Восточной Анатолии. Его войско, проделавшее весь путь по суше и уже понесшее тяжелые
