миледи. Язычник позаботится обо всем, что хочет иметь у себя дома.
Она открыла было рот, чтобы добавить что-то еще, но лишь покачала головой.
– Что бы это ни было, теперь уже не имеет значения. Мы просто подождем и увидим, что принесет завтрашний день.
– Да, миледи.
Она снова прислонилась плечом к дверной раме, а Фальк к стене. И оба принялись смотреть в дальнее окно. Буря ревела и сотрясала стены точно так же, как в ту ночь год назад, когда она влюбилась в Гриффина и была с ним на сотрясаемом порывами ветра постоялом дворе.
– Да, – сказала она задумчиво. – Разве ты не видишь, Фальк? Вад. Га. Со. Я думала, что это значит что-то вроде «отдать». Отдать шкатулку. В этом нет сомнений. Но, должно быть, это было имя «Гриффин Соваж». «Отдать Соважу».
Она помолчала.
– Конечно, я не совсем понимаю, что значит «Вад».
– Выйти.
Гвин медленно повернула голову:
– Что?
– Выйти замуж, за Гриффина Соважа.
Глава 29
Она стояла в прихожей возле комнаты лорда. Эдмунд смотрел на нее умоляюще. Несмотря на все несчастья и потрясения последнего дня, его наивная серьезность была для нее благотворным бальзамом.
– Вы сможете сделать это должным образом, миледи?
Она с улыбкой положила руку ему на плечо.
– Я приложу все усилия. Потом посмотрела на дверь.
– Иди и раздобудь еды, Эдмунд. И найди моего писца. Пусть он научит тебя сыграть несколько нот на цимбалах.
Она снова улыбнулась:
– Нам в этой башне не помешало бы немного музыки, Эдмунд. Ты так не думаешь?
Он ответил энергичным кивком.
– Можешь сделать это для меня?
Он выпятил грудь.
– Будьте покойны, миледи, – пообещал мальчик и убежал.
Гвин перевела дух, повернулась и легонько постучала в дубовую дверь спальни.
– Милорд, – позвала она, чуть повысив голос. – Это я. Последовала пауза. Потом дверь широко распахнулась.
В двери стоял Алекс.
– Входите.
С полминуты они смотрели друг на друга, не отводя глаз, как противники, готовые к перемирию, потом Гвин кивнула и прошла мимо него в свою спальню. Гриффин поднял голову.
Его волосы были влажными и прилипали к голове темными прядями. Одет он был в штаны и тунику, вытканную из льна и шерсти. Мягкая ткань облегала его плоский живот и мощные бедра и ниспадала почти до колен. Он сидел за маленьким столом, за которым они много вечеров играли в шахматы, на котором он не раз раскладывал манускрипты и где однажды овладел ею.
– Входи, Гвиневра.
Его глубокий раскатистый голос скорее, чем слова, заставил ее пройти в глубину комнаты. Она сделала несколько неуверенных шагов.
– Милорд. Я не собиралась тебе мешать. Я пришла только… О! У тебя шкатулка отца! – сказала она тихо.
– Да.
– Когда ты ее нашел? Где? Я думала, она у Марка…
Гриффин глубоко вздохнул, и грудь его всколыхнулась от вздоха.
– Я нашел ее неделю назад.
– Какая красивая, – пробормотала она и дотронулась до нее. – Ты нашел в ней письма отца?
– Я нашел письма своего отца.
– Что?
Он кивнул.
Она покачала головой.
– Почему же отец отдал ее мне, чтобы я ее хранила, если она не… – Гвиневра замолчала и тяжело, со стуком опустилась на стул. – Эта шкатулка должна принадлежать тебе. Твоей семье. Она принадлежит Эверуту, а мы, – закончила она с горьким смехом, – мы никогда не принадлежали Эверуту.
– Зато теперь принадлежим.
Ее глаза снова наполнились слезами.
– Еще нет, – сказала Гвин ломким трепетным голосом. – Наша свадьба будет только утром. И, возможно, раньше Генрих отрубит мне голову.
– Генрих не станет рубить нам головы. Ты не совершила измены. Ему.
– Могу я кое-что спросить, Гриффин?
– Гвиневра, – ответил он тихо, – теперь не то время, чтобы проявлять робость. Ты можешь спрашивать о чем угодно.
Она кивнула, соглашаясь, готовая поддержать его, что бы он ни говорил, только бы обращался к ней, смотрел на нее и хоть как- нибудь, хоть отдаленно, был с ней связан, но следующие его слова вызвали у нее оторопь.
– Пора прекратить лгать нам обоим – и тебе, и мне.
Она хотела было кивнуть, но вместо этого брови ее взметнулись вверх:
– Ты лгал?
Он взмахнул рукой над столом, указывая на шкатулку и разложенные на столе безделушки:
– Я лгал.
Она с трудом выдохнула:
– Ну едва ли это идет в счет.
– О, еще как идет, – возразил он мрачно.
По столу были разбросаны вещицы, которые она так часто брала в руки и столько раз перебирала, остатки бог знает чего – кольцо и обрывки ткани, локон и письма на пергаменте, которые она не могла прочесть. А теперь кожаный шнур, который Гриффин постоянно носил на шее, тоже лежал на столе, свернутый в кольцо, и к нему был привязан маленький серебристый ключик.
Она потянулась к нему.
– Еще один ключ. Откуда?
– От де Луда.
Она чуть не рассмеялась.
– Что?
Гриффин бросил взгляд на Алекса.
– Де Луд дал его мне.
– Головорез Марка отдал тебе ключ, который я потеряла год назад в Лондоне? – изумленно попыталась она уточнить.
– Это так. У него есть дочь. Через какое-то время он пришлет сюда к нам свою девочку.
Теперь она рассмеялась коротким изумленным смехом, раздумывая, потом сказала:
– Значит, у тебя их два.
– Он сам ключ, – послышался из тени голос Алекса.
– Не понимаю, что это значит, – возразила она немногословно.
Серые глаза Гриффина неотступно смотрели на нее. Все плоскости его лица были высвечены огнем жаровни и заштрихованы тенями. Он не двигался, но заполнял всю комнату своим присутствием, а она потеряла его, потеряла…
– Там внизу есть отделение, закрытое на ключ, – сказала она прерывающимся голосом. – Ты не можешь его видеть, но оно там есть, с краю.
Она протянула вперед палец, указывая на него. В комнате наступила оглушительная тишина. Она медленно подняла взгляд к изумленному лицу Гриффина.
– Что? – Его голос звучал глухо, резко и недоверчиво.
Она кивнула.
– И ты заглядывала внутрь, Гвиневра? – В голосе и словах его прозвучало еще большее недоверие.
– Конечно.
Он стремительно подался вперед:
– Как же ты это сделала?
Она пожала плечами:
– Это было всего однажды, когда я была ребенком. Я нашла эту шкатулку и играла с ней. И вдруг нижнее ее отделение открылось. Отец ужаснулся, когда застал меня за этим занятием. Он пригрозил мне, и я никогда больше не видела этой вещи до его смерти. – Она осторожно сглотнула: – После этого, в те ужасные дни, когда Марк всюду преследовал меня, когда мародерствовал в округе, он намекнул на существование сокровищ. И на брак. Я испытала все возможные средства, чтобы открыть шкатулку. Не знаю почему, но мне это казалось важным. А также важным, чтобы Марк не узнал о ее существовании.
Я даже попыталась открыть ее раскаленной кочергой, но и это не помогло. Ты можешь видеть, что она осталась не-опаленной.
А потом однажды ночью, когда я чувствовала себя очень несчастной, я дотронулась до нее… Она ведь такая красивая… И вдруг я вспомнила, что сделала ребенком. Я приложила к ней пальцы вот так. – Она распластала пальцы, показывая, и они оказались внутри шкатулки. – Я пощупала внутри, нажала и…
Крышка потайного отделения отскочила.
Алекс с шумом вдохнул. Гвин подняла глаза. Гриффин смотрел на нее.
– Неповиновение имеет свои маленькие преимущества, – сказала она печально.
Что-то вроде мимолетной улыбки промелькнуло на его лице.
– Должен признаться, я никогда не считал неповиновение таким уж большим грехом, каким считает его церковь.
И в это мгновение что-то от прежнего Гриффина проступило в его лице, и в этой унылой комнате будто повеяло свежим ветром.
– Я тоже думаю, что это так.
Он казался ей ослепительным, будто от него исходил яркий свет. Он казался ей безупречным даже при всех своих заблуждениях. Лицо, перечеркнутое шрамом, греховное тело и великодушное сердце. От всего этого у нее занялся дух.
И на все это у нее уже не было прав.
– Значит, тебе было нужно именно это? – спросила она, стараясь сделать свой голос бесстрастным. – Узнать, что там, в нижнем отделении?
Улыбка его потускнела.
– Да.
Его большой палец скользнул под край крышки и откинул ее. Все трое подались вперед. По причине, которую она не могла бы объяснить, Гвин даже перестала дышать, когда он поднял крышку и открылось внутреннее отделение шкатулки.
– Опять документы, – сказал он хрипло и закрыл глаза. – Этого здесь нет.
Алекс выругался и отпрянул к стене. Подошвы его сапог заскрипели, давя мелкие камешки, когда он повернулся и заходил по комнате. Изумленная, Гвин переводила взгляд с одного на другого.
– В чем дело?
– Третий ключ.
– Третий ключ?
– Нам нужен еще один ключ.
В его словах была холодная и тупая убежденность, но сердце Гвин отчаянно забилось. Она подалась вперед.
– У меня есть ключ. Маленький золотой ключик.
Серые глаза Гриффина широко раскрылись и были устремлены на нее, а взгляд его будто прочерчивал огненную дорожку между ними, как лесной пожар. Она кивнула, чувствуя головокружение, и протянула руку к неприглядному мешочку, зашитому в ее нижних юбках.
Каждое утро она совершала этот ритуал, заново пришивала мешочек к своим юбкам, стараясь выполнить последнюю волю отца. В складках ее коричневой юбки скрывался крошечный ключик, который отец вложил
