свидание…
Майк встрепенулся.
– Да? Ну и как она?
– Холодная женщина, Майк. Ледяная. От таких лучше держаться подальше. Чертов поморник!
– Но ведь это тоже хищная птица, – заметил Майк.
– Морская птица. У нее не когти, а перепонки, чтоб им пусто было. Это не настоящий хищник – обычная утка. И я ни на секунду не верю в эту байку про схваченную на лету рыбу, уж не знаю, кто ей рассказал…
Майк тяжело вздохнул. Да, перелет предстоит утомительный, если только Карлос не заснет или не напьется до потери сознания. Он тогда не знал, как вести себя с Шейлой и, по правде, рисовался, чтобы произвести впечатление на Марго. Однако интересный получался треугольник: Шейла флиртовала с руководителями технического отдела. По крайней мере одна из его догадок подтверждается.
Майк покачал головой, упрекая себя за злобствование. Шейла, скорее всего, приняла приглашение Карлоса просто потому, что не хотела оскорбить его чувства. Или же она и в самом деле глубокая натура и не имеет привычки судить людей по их внешности. Во всяком случае, она прямо попросила Майка помочь ей найти подходящее название для проекта и, очевидно, считала, что он согласился только ради Марго.
Тут и там в темном океане мелькали навигационные огни. Майк задумался о Шейле. Что она сейчас делает? Есть ли у нее кавалер? Карлос не спал с «холодной женщиной», а если и спал, это было давно. Она живет с Марго, значит, вся жизнь этих женщин сосредоточена на «Това системз». Если бы они не были свободны, Марго, наверное, нашла бы способ сообщить ему, что у Шейлы есть ухажер. В Силиконовой долине ни у кого нет времени на личную жизнь. И тем не менее это всепроникающее отчуждение позволит ему без труда вернуться на стезю успеха. До него никому нет дела!
– Никто из этих людей понятия не имеет о том, как взаимодействуют все эти устройства, – ворчал Карлос, пока перед ними расставляли подносы с едой. – И Тодд в том числе. Не надо было Роджеру идти у него на поводу. Дали бы нам чуть больше времени, и мы довели бы проект до ума. Но нет, все должно быть готово к этому дурацкому Суперкубку! Уверен, они сроду не слышали о Сикстинской капелле. Поморник, бесстрашная птица с безошибочной ориентацией… Черт, где эта баба с напитками?
«Смешно, – думал Майк. – Они – творцы будущего, в котором все население планеты объединит единая компьютерная сеть и географическое положение перестанет иметь значение. И все же, чтобы стать участниками игры, они вынуждены кучковаться в одном месте, способствуя повышению цен в Долине буквально на все, – причем настолько, что жить в Силиконовой долине могут только те, кто создает мир, в котором люди будут избавлены от необходимости жить скученно, – как они сейчас. Они производят технику, призванную высвобождать свободное время, а себе не оставляют ни одной свободной минуты и превращают собственную жизнь в неразрешимую головоломку».
В аэропорту Нарита их попросили выйти из самолета, пройти через металлоискатель, сделать разворот и вернуться в самолет. Они пересекли демаркационную линию суточного времени, и здесь, в Японии, уже было утро понедельника – серое и пасмурное. Карлос потянулся, тараща мутные глаза.
– Значит, так, – сказал ему Майк, когда они ждали посадки. – Попытайся поспать до Тайбэя. Отель пришлет за нами машину в аэропорт. Ты ведь со мной в «Шервуде»?..
Карлос кивнул, но не очень убедительно, и Майк продолжал:
– Перекуси, прими душ. В шесть встречаемся с этими ребятами в холле, а они пунктуальны. Переговоры предстоят долгие и тяжелые. Мне надо выяснить новые цены и понять, догадываются ли они о том, что тебе нужно и могут ли это предоставить.
– Мне плевать на цены. Для меня важно знать одно: дадут они нам свои новые компоненты или нет, – пробурчал Карлос.
– Да, но нельзя, чтобы они это поняли.
– А-а…
– И они на все будут говорить «да», так что придется соображать, в каких случаях «да» означает «нет».
Карлос стиснул руками голову.
– Это обезвоживание, – сказал Майк. – Во время полета надо пить больше воды.
Они приземлились на Тайване. Пассажиры первого класса и бизнес-класса раньше остальных покинули самолет, быстро миновали иммиграционный контроль и таможенный досмотр и вышли из здания аэропорта имени Чан Кайши. Водитель гостиничного лимузина держал плакат, на котором черным маркером было выведено: МАККАРТИ. Майк и Карлос бросили свои вещи в машину, и водитель выехал на скоростную автостраду. Недалеко от Тайбэя они попали в пробку.
– Железные дороги здесь строят с незапамятных времен, – объяснил Майк Карлосу, указывая на участки железнодорожной эстакады. – Правда, работы ведутся ни шатко ни валко, не то что в Сингапуре. А жаль, ведь денег у них полно!..
– Наших денег, – заметил Карлос.
– Да. И мы с тобой еще им подбавим.
– Мне понадобится костюм? – спросил вдруг Карлос. – Они же все в костюмах будут, да?
– Главное, не ходи в шортах и сандалиях, а то придется есть на улице. – Майк кивнул на людей, которые сидели за поцарапанным металлическим столиком и ели лапшу.
Картина быта простых людей напомнила Майку его первую поездку на Тайвань в середине восьмидесятых. Тогда все так ели. Теперь лимузин вез их мимо закусочных «Макдоналдс» и «Пицца-хат», мимо толп людей в костюмах, привыкших к новому стилю жизни с кондиционерами. А тогда на каждом светофоре их окружали орды мотоциклов – на каждом по двое, по трое, а то и целые семейства с детьми, собаками и покупками; все жужжат, как пчелиный рой, и с ревом срываются с места, едва загорается зеленый свет. Теперь даже автомобили местного производства трудно отличить от японских и немецких. Тогда в каждом отеле были свои проститутки, и там принимали в основном японских, американских и европейских бизнесменов. Теперь же, войдя в вестибюль «Шервуда», они увидели сплошь китайские лица, тут же справляли местную свадьбу, которая могла бы украсить страницы журнала «Современная невеста».
Отсутствие инфраструктуры и чистоты, как в Сингапуре, тайваньцы с лихвой компенсировали предпринимательством. Транснациональные корпорации, некогда в избытке обеспечивавшие страну игрушками, одеждой, велосипедами и телевизорами, перестали быть опорой тайваньской экономики. Из небольших семейных предприятий тайваньцы создали корпорации – ими управляют сыновья, получившие образование в Америке, у них есть свои банки и биржи, а также собственные оригинальные идеи.
В Сан-Хосе, где было на девять часов позже, но на один день раньше – или просто на пятнадцать часов раньше? – Трейси беспокойно расхаживала по кабинету Говарда.
– Вот гад! И это в благодарность за все, что я делаю! Значит, если будет принято решение о слиянии с нашими друзьями из Техаса, я окажусь не нужна, да?
– Слияния не будет, Трейси, – сказал Говард. Он сидел откинувшись в своем крутящемся кресле, положив ноги на стол. – На что оно им? Или нам? Все эти переговоры – обычный блеф, чтобы поддерживать высокий курс наших акций. Ты же знаешь правила игры…
– Курс акций никогда не соответствует фактическому положению дел, Говард. Это означает, что он в любой момент наймет какого-нибудь твердолобого экономиста, который скажет, что мы не обеспечиваем ожидаемых темпов роста, заложенных в цену, и я вылечу из окна верхнего этажа под радостное улюлюканье Тодда.
– Не очень удачная метафора, – заметил Говард, но Трейси либо не поняла, что он имеет в виду самоубийство Лестера, либо решила не придавать этому значения.
Она уселась на тумбочку, поболтала ногами и вдруг просияла.
– Есть идея! Давай подговорим «Севко» сделать нам предложение об объединении…
– Трейси, ради Бога…
– Нет-нет, послушай, Говард. Мы для них лакомый кусок. И, думаю, если мы поможем им, Джек Хоулльер назначит тебя президентом. Он ненавидит Тодда.
