— Ну и нахал же вы все-таки. Я вас застал на месте преступления. Девчонка клеила клиентов на барахолке. Надеюсь, вы не заставляете ее спать с арабами?
— Это уж точно нет, мсье.
— А с поляками?
— Тоже нет, мсье.
— Только с французами и с богатыми туристами?
— Только ни с кем.
Гранатовый сироп начал действовать. Габриель медленно приходил в себя.
— Значит, вы все отрицаете? — спросил хмырь.
— Еще бы.
Хмырь дьявольски ухмыльнулся, совсем как в кино.
— Скажите-ка, голубчик, — слащаво произнес он, — кто вы по профессии или, если так можно выразиться, по специальности. Что служит вам прикрытием для вашей преступной деятельности?
— Повторяю, я никакой преступной деятельностью не занимаюсь.
— Хватит притворяться. Профессия?
— Я артист.
— Вы? Артист? Девчонка сказала, вы ночной сторож.
— Ну что она в этом понимает! Потом, ребенку не всегда можно сказать правду. Что, скажете, нет?
— Мне-то вы должны ее сказать.
— Но вы же не ребенок. — Габриель приветливо улыбнулся. — Гранатового сиропа не хотите?
...(Жест.)
Габриель налил себе еще стакан.
— Ну так чем же вы конкретно занимаетесь?
Габриель скромно потупил взор.
— Я танцовщица в ночном баре.
VI
— О чем это они там разговаривают? — спросила Зази, натягивая джынзы.
— Слишком тихо говорят, — тихо сказала Марселина, прижавшись ухом к двери комнаты. — Не могу разобрать.
Но Марселина-то эта по-тихому подвирала, ибо отлично слышала, как хмырь говорил следующее: «Значит, мать доверила вам ребенка, потому что вы педик?», а Габриель отвечал: «Я же вам сказал, я не педик. Ну хорошо, ну выхожу я в женском костюме на сцену ночного кабаре для гомиков, ну и что? Это еще ни о чем не говорит. Делаю я это только для того, чтобы народ повеселить. Понимаете, я такой высокий — они просто лопаются со смеха. Но лично я не из них и могу это доказать: я женат».
Зази, захлебываясь от восхищения, смотрела на себя в зеркало. Ничего не скажешь, джынзы ей действительно шли. Она провела рукой по своим маленьким, безукоризненно обтянутым, как и требовалось, ягодицам и, глубоко удовлетворенная, глубоко вздохнула.
— Ты что, и вправду ничего не слышишь? — спросила Зази. — Совсем ничегошеньки?
— Нет, — спокойно ответила Марселина, по-прежнему привирая, поскольку хмырь говорил: «Это ничего не значит. Во всяком случае, вы не станете отрицать, что мать доверила вам ребенка только потому, что видела в вас скорее тетушку, чем дядюшку?» Габриелю пришлось согласиться с этим. «Атчасти, да», — сказал он.
— Ну как я тебе? — спросила Зази. — Здорово, правда?!
Марселина, перестав подслушивать, посмотрела на нее.
— Да, девочки действительно теперь так одеваются, — спокойно сказала она.
— Тебе не нравица?
— Ну, нравица. Но скажи, ты уверена, что этот человек не рассердится на тебя за сверток?
— Я ш тебе говорю, джынзы — мои. Могу представить себе, как у него рожа вытянется, когда он меня увидит.
— А ты что, собираешься выйти, не дождавшись его ухода?
— А то?! Не здесь же мне торчать?!
Зази направилась прямо к двери, которая, как магнит, притягивала ее ухо. Она услышала, как хмырь сказал: «Черт, куда я сверток задевал?!»
— Слушай, тетка Марселина, — возмутилась Зази. — Ты что, издеваешься или вправду туга на ухо? Отсюда все прекрасно слышно!
— Ну и что же там слышно?
Решив пока особо не вдаваться в вопрос о возможной глухоте своей тетушки, Зази снова прижала ухо к двери. А хмырь тем временем говорил вот что: «Надо бы проверить, не сперла ли у меня сверток ваша девчонка». — «Может, у вас его вообще с собой не было?» — намекнул Габриель. «Был, — ответил хмырь. — И если девчонка у меня его сперла, я тут такое устрою!..»
— Во, разорался, — сказала Зази.
— Что, не уходит? — тихо спросила Марселина.
— Нет, — ответила Зази. — Теперь он по твоему поводу из дядюшки начал кровь пить.
— На худой конец, его могла спереть и ваша супружница. Ей небось тоже охота иметь джынзы, супружнице вашей.
— Уж точно, нет, — ответил Габриель.
— А вы-то откуда знаете? — возразил хмырь. — Может быть, ей тоже захотелось, глядя на ужимки мужа-гормосессуалиста?
— А гормосессуалист — это кто? — спросила Зази.
— Это мужчина, который носит джынзы, — спокойно сказала Марселина.
— Иди врать, — отозвалась Зази.
— Хорошо бы Габриель его выставил! — тихо сказала Марселина.
— Да, это было бы здорово, — ответила Зази. И потом недоверчиво спросила:
— А ему не слабо?
— Посмотрим.
— Постой-ка, я войду первой.
Она открыла дверь и четко и громко произнесла следующие слова:
— Ну, дядя Габриель, как тебе мои новые джынзы?
— Ну-ка быстренько, снимай! — испуганно воскликнул Габриель. — И немедленно верни их этому господину.
— Иди ты в задницу, — провозгласила Зази. — С какой стати?! Они — мои.
— У меня нет в этом полной уверенности, — смущенно ответил Габриель.
— Вот именно, — сказал хмырь. — Снимай, и по-быстрому.
— Слушай! Выстави ты его отсюда, и все! — сказала Зази Габриелю.
— Ну и шуточки же у тебя! — возмутился Габриель. — Сначала говоришь, что это легавый, а потом требуешь, чтобы я дал ему под зад коленом.
— Да, он — полицейский, ну и что из этого? — сказала Зази с риторическим запалом. — Он прежде всего мерзавец, который хотел меня соблазнить, и, будь он хоть трижды полицейским, мы подадим на него в суд, а судьи, я-то их знаю, обожают маленьких девочек и поэтому приговорят этого мерзкого полицейского к смерти, и его гильотинируют, а я потом найду его отрубленную голову в корзине с отрубями, и харкну ему в рожу, вот так-то!
При упоминании этих жестокостей Габриель задрожал всем телом. Он повернулся к хмырю: «Слышите? Вы все взвесили? Эти девчонки — просто жуть какая-то».
— Дядя Габриель, — закричала Зази. — Я тебе чем хочешь поклянусь, что это мои джынзы! Ты
