Глава 5
Проклятие небес
Голландец разжег трубку и в третий раз разлил по кружкам крепчайший ром.
— За ваше чудесное спасение, Крюгер, — провозгласил он, одним залпом осушил свою кружку и добавил: — Кем она вам приходится, если не секрет?
— Кто?
— Женщина с яхты.
— Никем, — буркнул Крюгер, отпив глоток, и поставил кружку на прибитый к полу дубовый стол. — Не знаю, откуда она взялась.
— Не желаете рассказать мне всю правду?
— Всю?
— Всю.
Крюгер допил ром и почувствовал, как спиртное обжигает у него все внутри.
— Вы ведь не святой и не великомученик, — усмехнулся капитан. — Или я ошибаюсь?
— Ну, не святой, — угрюмо согласился Крюгер. — Я — Фредди Крюгер с улицы Вязов.
— Мне это ни о чем не говорит.
— Меня знают все! — с пьяным бахвальством выкрикнул Крюгер, стукнув кулаком по столу.
— Кроме меня, — заметил голландец, поглядывая на раскрасневшееся лицо гостя со спокойным благодушием. — И не ломайте мне мебель, она и так скоро развалится. Все обветшало и прогнило. — Он вытащил изо рта трубку и сплюнул на пол.
Крюгер успел вовремя спрятать ботинки под табурет.
— А мы не утонем? — спросил он, зачем-то заглянув на дно своей пустой кружки.
Капитан странно улыбнулся и подлил ему рома.
— Из всех судов, бороздящих морские просторы, только мой корабль никогда не может пойти ко дну!
— Почему? — обронил Крюгер, пытаясь прочесть надпись на этикетке опустевшей бутылки.
Откровенно говоря, в данную минуту его больше всего интересовало, сколько в роме градусов. Этот зверский напиток ошпарил ему все внутренности, но тем не менее неумолимо влек к себе. Крюгер вдруг с удивлением отметил, что не в состоянии не только прочитать изображенные на этикетке буквы, но и понять, что означают цифры.
— Неплохой ром, — заметив его интерес к бутылке, сказал голландец. — Я приобрел его шесть лет назад в Амстердаме. Целую дюжину ящиков.
— Где это — Амстердам?
Капитан печально вздохнул. Глаза налились тоской.
— В Нидерландах.
— А это где? — сыпал вопросами Крюгер, продолжая тупо созерцать этикетку.
— В Европе, — снова вздохнул капитан, вырвал у него бутылку из рук и поставил ее под стол.
— В Европе? Знаю, знаю… Париж, красные фонари, девочки… — закивал Крюгер. Он вдруг о чем-то вспомнил и встрепенулся, отгоняя хмель. — Так почему мы не можем пойти ко дну?
— Надо мною довлеет заклятие. Рассказать?
— Валяйте!
— Однажды, триста лет назад, я плыл на это самом корабле из Амстердама в Новый Свет. Мы одолели добрую половину пути, когда начался страшный шторм. Океан бушевал, как будто хотел дотянуться до небес. Вокруг полыхали молнии, ветер сбивал с ног, а из-за раскатов грома не было слышно собственного голоса. Я вышел на палубу — а надо признаться, я был семь футов под килькой…
— Под чем?
— Пьяный вдрызг, — пояснил капитан, выбивая трубку о консервную банку. Он поставил на стол новую бутылку. — Я решил сменить рулевого, чтобы выровнять палубу, которая ходила ходуном. Пока я добирался до штурвала, несколько раз падал, отбил себе все, что только мог. Вывихнул мизинец, сломал копчик. Ветер плевал мне в лицо своей едкой горько-соленой слюной. Разбивавшиеся о борта корабля волны окатывали с головы до ног.
Боцмана прямо у меня на глазах снесло за борт!
Ну, вы представляете мое состояние? От этого неистовства погоды я вскоре был просто вне себя.
Когда я все-таки встал за штурвал, — причем у него в то момент уже никого не было, — навалившись на штурвал, я почувствовал жесткий приступ доселе неведомой мне морской болезни. Представьте, Крюгер, меня стошнило прямо на нактоуз!
— На что? — дурным голосом переспросил Крюгер, которого после четвертой кружки совсем развезло и тянуло уже не к бутылке, а под стол. — На что, а?
— На штуковину, к которой крепится компас, — терпеливо объяснил капитан. — После этого события, сами понимаете, я уже не мог различить, где юг, где север. И тогда я задрал голову и сказал такое… О, это была речь! Я обратил свой взор к почерневшим небесам и высказал им все, что во мне накипело.
И небеса прокляли меня. Океан вдруг стих, небо просветлело и на рею возле меня опустился ангел — маленький такой, с крылышками и кучерявой головкой. И пропел он мне сладкий голосом, что небеса на меня прогневались и что в наказание за свое богохульство я обречен отныне вечно скитаться по морским просторам, не имея возможности сойти на берег. Как говорится, ни в сапогах, ни босяком.
Хмель из меня тогда еще не выветрился. Обозлившись, я запустил в дерзкого ангелочка бутылкой. Он свалился ко мне на руки, и я пригрозил ему, что, если он не возьмет свои слова обратно, то я утоплю его в бочонке с ромом. Он страшно перепугался и пошел на попятную. Мы с ним выпили, разговорились по душам, и он заявил, что хотя и не в силах отменить божественное предписание, но все же постарается что-нибудь для меня сделать.
И он действительно замолвил за меня словечко перед Всевышним. Мне было позволено раз в семь лет заходить в одну из гаваней голландский колоний и высаживаться там вместе со всей командой. Но не больше, чем на одни сутки.
Только для моих матросов это счастье продолжалось недолго. Поняв, что они навеки прокляты и им не суждено вернуться к своим семьям, мои матросы распоясались и стали после каждой высадки кутить напропалую. Пьянствовали, дрались, насиловали туземок, а то и своих соотечественниц. В ту пору у Нидерландов было очень много колоний, не то, что сейчас. Моим головорезам было, где развернуться.
— Так вы бы им… — Крюгер не смог выговорить слова и ударил себя кулаком по скуле, показав, что бы он сделал с непослушными.
— Зачем? — возразил капитан Летучего Голландца. — Я и сам не дурак покутить и от души повеселиться. — Он подлил Крюгеру в кружку рома и продолжал: — И вот после того, как в одной из колоний мои матросы до полусмерти напоили рыбьим жиром местного губернатора, а его жену вместе с дочерью, загнав обеих голышом на пальму, заставили до ночи распевать национальный гимн метрополии, — там, наверху, у кого-то лопнуло терпение. Опять ко мне явился мой ангел (а его тогда уже произвели в архангелы), мы с ним хорошо так посидели — ну, вот как с вами, Крюгер, — выпили, конечно, рыбкой закусили, и он мне поведал, что отныне ни один из моих матросов не сможет ступить своей нечестивой ногой на берег, будь то аттол, остров, полуостров или материк. И вообще, с этого корабля — ни шагу. Но что еще хуже, все они подвергнутся старости и тлену. Ну, вы видели, в каком они сейчас состоянии. Черепа да кости!
— Угу, — промычал Крюгер, сползая со стула.
Капитан поднял его с пола и усадил обратно. Потом сел напротив и стал набивать трубку, уминая большим пальцем табак.
— Вы хотите спросить, почему я не предал их останки океану?
— Угу, — покорно мотнул головой Крюгер, роняя шляпу на стол.
