— Большое спасибо за напоминание, что только геи ходят в коже. Этот стереотип я как- то не учел. К твоему сведению, я хожу в коже, потому что она хорошо защищает
— Хм... Да, понимаю. Вопрос снимается. Но тогда объясни, о чем ты так мучительно задумался, когда я спросила, где ты живешь?
— Сообразил, что, когда отвечу, — мучительно задумаешься ты.
В мозгу у Саншайн мгновенно всплыла сотня ответов, один другого страшнее. На кладбище, в склепе. На помойке, в мусорном ящике. В лачуге. В доме из картонных коробок. В плакучем доме. В сломанном автобусе... Господи боже, в этом безумном городе миллион вариантов разного ненормального жилья!
— Не надо меня щадить. У меня нервы крепкие. Так где же ты живешь?
— В пойме.
Саншайн выдохнула с облегчением, не понимая, почему он так этого стесняется.
— Ну и что здесь такого? У меня несколько друзей живут за городом, около поймы...
— Нет, Саншайн. Ты не поняла. Не
Кто в здравом уме согласится жить в пойме? В страшном болоте, полном ядовитых змей, аллигаторов, пожирающих неопознанные трупы, брошенных туда мафиози, и прочих ужасов, о которых даже думать не хочется?
— В пойме?!
Он кивнул.
— Там тихо и спокойно. Никакого шума, никаких звуков цивилизации. Ни соседей, ни машин. Все так же, как много сотен лет назад.
Эти слова он проговорил как-то необычно мягко и задумчиво.
— Для тебя это важно?
— Да, очень важно.
Саншайн улыбнулась. Да, она хорошо представляла себе Тейлона в полном одиночестве, среди первобытных болот, где все осталось таким же, как сотни лет назад. Тейлон во многом напоминал ее отца, — а отец частенько уезжал за город и пропадал там на целый день, а то и на несколько дней, объясняя, что ему нужно пообщаться с природой.
— И давно ты там живешь?
— Очень давно, — ответил он, не глядя на нее.
Саншайн кивнула.
Они направились к двери. Но вдруг Саншайн остановилась, поставила плетеную сумку и вернулась за рюкзаком, стоящим в углу. Этот рюкзак с мольбертом, кистями и красками она всегда держала собранным — на случай, если вдруг представится возможность посетить какие-нибудь живописные места.
— Что у тебя там? — спросил он.
Она подмигнула:
— Все для живописи. Художник не выезжает на пленер без своих орудий труда.
Он с улыбкой взял у нее рюкзак.
— Тогда — вперед, навстречу приключениям?
— Точно. Главное, захвати спрей от аллигаторов — и я вся твоя!
Тейлон смотрел на нее во все глаза, и рот его
Хотя порой ход ее мысли просто убивает.
Ее предположение, что Тейлон живет с парнем, он так и не переварил. Да как ей такое только в голову пришло?..
Но, с другой стороны, ему и это в ней нравилось. Нравилось, что она честна и откровенна, что не играет с ним, а прямо высказывает все, что у нее на уме, — не опасаясь этим его разозлить или обидеть.
Саншайн заперла дверь, начала спускаться по лестнице... и вдруг хлопнула себя по лбу:
— О, боже мой! Я забыла сумку! — Бросилась наверх, снова скрылась на чердаке, через несколько секунд появилась с плетеной сумкой через плечо, заперла дверь...
И тут сообразила, что она без пальто.
Снова сбегала наверх... снова вернулась...
— Извини. Похоже, у меня на плечах тыква.
Тейлон, стоя на ступеньках, поднял к ней смеющееся лицо.
— Не смею спорить. Кстати, я действительно похож на гея?
Саншайн окинула его с ног до головы жарким и жадным взглядом:
— О нет, милый!
Он усмехнулся, взял ее за руку, и они вышли из клуба.
«Ты еще не знаешь,
Как только доберемся до дома — будь уверена, моя прелесть, я тебе за это отплачу!»
Когда Саншайн покинет его скромную хижину, ей и в голову не придет сомневаться в его ориентации!
Или в собственной привлекательности.
— Ты не скажешь брату, куда едешь? — спросил он, кивнув в сторону толпы перед клубом.
Саншайн помотала головой:
— Позвоню ему попозже. Знаешь, я как-то не готова объясняться с ним лицом к лицу.
— Суровый у тебя брат?
— Еще какой!
Тейлон подвел ее к мотоциклу, протянул запасной шлем.
— Давай привяжем рюкзак к седлу.
— Не надо. — Саншайн взяла у него рюкзак и легко закинула за спину. — Он легкий и удобный — специально для прогулок и поездок на мотоцикле.
— А тебе, похоже, часто случается ездить на мотоцикле?
— Да, частенько.
Тейлон наблюдал, как она надевает шлем, ловко прячет под него косы, как проворно движутся ее изящные длинные пальцы, — смотрел и не мог отвести глаз.
Сняв темные очки, которые носил ночью, он тоже надел шлем, оседлал мотоцикл и завел мотор. Саншайн прыгнула на заднее сиденье, обхватила его за талию, прижалась к нему, поерзала, устраиваясь поудобнее.
Тейлон едва не застонал — так интимно, так эротично прильнула она к нему. Теплой мягкой грудью прижавшись к спине, раздвинутыми ногами обхватив бедра...
А ее руки!
Ах, как она его обняла! Словно наяву, Тейлон чувствовал, как ее рука, скользнув чуть ниже, нащупывает его возбудившееся мужское достоинство, гладит и ласкает его сквозь мягкую черную кожу. Потом расстегивает ширин
Или, еще лучше — она стоит перед ним на коленях, и ее губы...
Никогда прежде Тейлон не испытывал такого желания. Нет, не просто желания — какое-то иное, безымянное и более сильное чувство бушевало в нем, властно требуя остановить мотоцикл, прямо здесь, посреди дороги уложить ее наземь и испробовать на вкус каждый благословенный дюйм ее тела.
Губами. Языком. Клыками.
Дразнить ее и мучить, пока, доведенная до вершины страсти, она не выкрикнет его имя.
Он почти видел, как выгибается под ним ее сильное стройное тело, почти чувствовал, как она
