Что, если ее постигнет та же участь, что и ее сестер, — страшнейшее из проклятий: проклятие равнодушия?
— Есть и другие Судьи.
Артемида нетерпеливо вздохнула.
— Другим я не доверяю. Они слишком мягкосердечны, их ничего не стоит склонить на свою сторону. Мне нужен действительно беспристрастный Судья — такой, которого не разжалобишь ссылками на трудное детство и душевную боль! Нужна ты.
Астрид перевела взгляд на Ашерона, и по ее спине вновь пробежал холодок. Стоя неподвижно, скрестив руки на груди, все с тем же бесстрастным лицом, Ашерон смотрел на нее своим немигающим серебристым взглядом.
Не в первый раз ее просили судить Темного Охотника, сбившегося с пути. Но сейчас она чувствовала: что-то не так.
— Ты считаешь, что он невиновен? — спросила она Ашерона.
Тот кивнул.
— Невиновен? — фыркнула Артемида. — Да этот тип любого прикончит и глазом не моргнет! У него нет ни сердца, ни совести, он не думает ни о ком, кроме себя!
Ашерон, вздернув бровь, бросил быстрый взгляд на свою спутницу. На его лице ясно читалось: «Кто бы говорил!»
Эта мимолетная сценка едва не заставила Астрид улыбнуться.
Мать отошла в сторону, чтобы дать им поговорить. Ашерон присел возле шезлонга Астрид, встретился с ней взглядом.
— Знаю, Астрид, ты устала. Устала и хочешь уйти от дел. Но я не доверяю никому, кроме тебя.
Астрид нахмурилась. Откуда он знает? Она никому не признавалась, что не хочет больше быть Судьей!
Артемида смерила Ашерона подозрительным взглядом.
— Интересно, почему ты так легко согласился с моим выбором Судьи? Ведь Астрид от начала времен ни разу никого не оправдала!
— Знаю, — ответил он глубоким проникновенным голосом, еще более соблазнительным, чем его красота. — Но я верю, что Астрид примет правильное решение.
— Что ты задумал? — прищурилась Артемида.
— Ничего.
Отвечая ей, Ашерон по-прежнему не спускал глаз с Астрид: взгляд его был бесстрастен, но так пронзителен, что от него перехватывало дыхание.
Никогда прежде Ашерон ни о чем ее не просил; и ради их детских игр, ради светлых дней, когда он был для нее и отцом, и старшим братом, Астрид решила выполнить его просьбу.
— Сколько времени это потребует? — спросила она. — Если я сразу увижу, что он виновен и не заслуживает снисхождения, хотелось бы на этом и закончить.
— Конечно, — отозвалась Артемида. — Чем быстрее ты признаешь его виновным, тем будет лучше для всех.
Астрид обернулась к ее спутнику:
— Что скажешь, Ашерон?
— Я подчинюсь твоему решению, — кивнул он.
— Что ж, Ашерон, — просияла Артемида, — договорились. Ты обещал согласиться с любым решением избранной мною Судьи.
Легкая усмешка промелькнула в уголках его губ.
— Как и ты, Артемида.
Улыбка сошла с лица Артемиды. Она тревожно взглянула на Астрид, затем снова на Ашерона.
— Тебе известно что-то такое, чего не знаю я?
Словно пронзая Астрид своим серебристым взглядом, он негромко ответил:
— Только то, что Астрид умеет видеть истину.
— И что с того? — не унималась Артемида.
— «…зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь».
По коже Астрид вновь пробежал мороз. Именно эти слова из «Маленького принца» она только что читала!
Откуда он узнал?
Она бросила взгляд на подушки шезлонга.
Нет, книга была надежно спрятана.
Что за странное существо этот Ашерон Партенопей!
— У тебя две недели, дочь моя, — послышался негромкий голос матери. — Управишься быстрее — тем лучше. Но по истечении четырнадцати дней участь Зарека должна быть решена и скреплена твоей рукой.
Глава 2
До Аляски оставался еще добрый час пути, когда у mpЗ-плеера сдох аккумулятор.
А как же иначе! Зареку всегда везет.
Теперь придется целый час слушать ворчание и жалобы пилота Майка — пожилого Оруженосца, недовольного своим заданием. Пассажирский отсек, где летел Зарек, — без окон, обитый стальными листами, надежно защищенный от солнечных лучей, — был отделен от кабины пилота целым футом прочной стали; но Зарек слышал все, что происходило в кабине, гак ясно, словно сидел на соседнем сиденье.
Это жутко его доводило. Но еще больше доставала теснота. Стоило пошевелиться — и он шмякался локтем или коленом о стенку. Но снаружи было светло, так что пришлось выбирать между тесной тюрьмой и верной смертью.
Сам не зная почему, Зарек отказался выбирать смерть.
Чертыхнувшись, он сдернул наушники, и в его уши ворвался ритмичный рокот винтов, вой свирепого зимнего ветра и голоса по рации, прерываемые треском помех.
— Ну что? Ты это сделал?
Зарек насторожился. Этот нетерпеливый мужской голос был ему незнаком.
Иметь сверхспособности удобно, но порой они чертовски раздражают. Слуху Зарека можно было позавидовать. Из своего бронированного отсека он прекрасно слышал, о чем идет речь в кабине.
О нем.
Точнее, о его безвременной кончине.
За убийство Зарека Майку предложили целое состояние. Все двенадцать часов пути из Нью-Орлеана Зарек гадал, какой способ изберет пилот: попытается ли открыть окна, чтобы его пассажира сожгло безжалостное солнце, или попросту отстегнет пассажирский отсек в надежде, что падение с высоты нескольких километров вышибет дух даже из бессмертного.
И на тот, и на другой случай у Зарека имелась в запасе парочка сюрпризов.
Однако Майк почему-то медлил.
— Не-а, — проговорил он и без предупреждения бросил вертолет на левый бок, впечатав Зарека в бронированную стену. Зарек уже начал подозревать, что пилот выкидывает такие штуки просто ради развлечения.
Вертолет накренился в обратную сторону, но на сей раз Зарек был к этому готов.
— Хотя, поверь мне, искушение было велико! Но, поразмыслив, я понял: не заслужил этот бешеный псих такой легкой смерти. Пусть с ним разделаются братья Кровавого Обряда — медленно и мучительно. Хотел бы я послушать, как этот выродок будет молить о пощаде — особенно после того, что он сотворил с этими ни в чем не повинными беднягами-копами!
На щеке Зарека задергался мускул — в такт быстрым, яростным ударам сердца. Ни в чем не
