получил человеческое сердце.
Как вообще возможно такое изменение?
И все же вот он: живое противоречие. Живая невозможность.
И его парой стал обычный человек.
Вэйн сжал ладонь с меткой. Он физически не мог скрыть эту правду, посланную ему Мойрами. Они знали, чем он был, и пытались связать его с человеческой женщиной.
Почему?
Жизнь полукровки достаточно тяжела. И последнее, чего ему хотелось – это породить детей, которые станут еще большими изгоями, чем он сам.
Кем бы они были: людьми или Охотниками-Оборотнями?
Однако, все аргументы в пользу того, что ему нельзя быть связанным с Брайд, не значили ничего, ведь его человеческое сердце страстно желало женщину за закрытой дверью.
Даже теперь он представлял, как она выглядит там, обнаженная. Как вода стекает по бледной коже, а руки скользят по телу, намыливая бедра и дальше…
Волк в нем требовал, чтобы он вышиб дверь и заявил о своих правах.
Человеческая половина хотела обнять и защитить ее.
Проклятое возбуждение!
Ладонь Вэйна погладила прохладный шелк пижамы, которую Брайд вытащила из коробки и повесила на стул у двери. Она хранила неповторимое смешение ароматов клубники и женщины.
Он поднял верх пижамы и вдохнул этот запах, от которого его член напрягся и отяжелел.
Ему приходилось бороться с собой, чтобы не отправиться к ней в душ и не взять ее снова. Этим он не добьется ничего, кроме ее ужаса.
Она – человек, и ничего не знает о его мире. Ей ничего не известно о нем.
Его затопила волна отчаяния. Он не знал, как ухаживать за человеческой женщиной. Не говоря уже о том, что его связанность с нею не затрагивала ее вообще.
Она могла оставить его и жить благополучной, нормальной жизнью с другим человеком. Она могла влюбиться в любого другого мужчину и родить от него детей.
Такой финал был бы справедливым по отношению к ней. Согласно законам, которые управляли его народом, он не мог заставить ее принять его в качестве мужа. Собственные родители Вэйна были тому доказательством. Отец три недели против воли удерживал его мать, заковав в цепи. Он пробовал принудить ее принять катагарианского мужчину в качестве мужа самыми жестокими способами.
Насилие не сработало.
Его мать-аркадианка отказалась от жизни с ним даже узнав, что беременна. Она считала, что все катагарианцы – звери и должны быть вырезаны без сострадания.
Злобный даже по стандартам Катагарии, отец никогда не пытался показать ей другую сторону своей натуры.
С другой стороны, в нем никогда и не было мягкости. Маркус был жесток в лучшем случае, смертельно опасен – в худшем. Вэйн и Фанг имели достаточно шрамов и внутри и снаружи, доказывающих это.
Так что трехнедельный период, в течение которого родители могли вступить в брак, закончился, оставив их фригидными и бесплодными.
И с детьми.
Однажды Вэйн встретился с матерью, и она ясно дала понять свою позицию.
По справедливости, он не мог винить ее, учитывая, что сделал с ней отец. Вэйн никогда не ждал от других добра, и до сих пор не был разочарован.
Исключением являлся клан медведей. Ему все еще была непонятна их терпимость к нему и Фангу. Особенно к Фангу, который не мог защищать медведей или работать на них ради своей защиты.
Почему они дали им приют, когда его собственный волчий клан убил бы их, если бы нашел?
Вэйн выдохнул, когда на него обрушилась реальность. Он жил под смертным приговором, не имея помощи стаи, чтобы защитить и вырастить потомство или защитить самку. Он не может подвергнуть Брайд опасности, ставшей частью его каждодневной жизни.
В независимости от того, что решили Мойры, ему нельзя создавать семью с человеком. Брайд никогда не примет его самого и его мир. Она принадлежит ему не больше, чем мать принадлежала отцу.
Они – разные биологические виды.
Его задача – бдительно защищать ее, пока не исчезнет метка. Тогда она будет свободна, а он…
– Я буду гребаным евнухом! – прорычал он, ненавидя саму мысль об этом.
Но что еще можно сделать?
Держать ее в цепях, как поступил его отец? Бить ее, пока не подчинится?
Это не сработает. Да и кроме того, Брайд была его половинкой. Он никогда не смог бы заставить себя причинить ей боль. В отличие от папаши, он понимал, что означает слово «защищать».
Всю свою жизнь Вэйн защищал Аню и Фанга, противостоя жестокому обращению стаи и родителя. Он не собирается ранить человека, которого Мойры выбрали для него.
Услышав, как Брайд выключила воду, он снова обратился в волка и вынудил себя не входить в комнату, где может встретиться с искушением.
И потом, он не должен.
Брайд вышла через несколько секунд, завернутая в полотенце.
Вэйн стиснул зубы, увидев, как влажная ткань прилипает к каждой выпуклости и впадинке этого мокрого, роскошного тела. Хуже того, полотенце было слишком маленьким, оставляя его взгляду чересчур много обнаженной манящей плоти.
Она скинула полотенце на пол.
Он чуть было не заскулил, особенно, когда она склонилась над коробкой с одеждой в поисках нижнего белья.
Брайд вздрогнула, услышав странный звук, изданный ее новым домашним питомцем. Развернувшись, она увидела, что волк уставился на нее напряженным, крайне диким и тревожащим взглядом.
Ее затрясло от страха.
– Ты ведь не собираешься броситься на меня, а, мальчик?
Он подошел к ней, виляя хвостом, неожиданно подпрыгнул и лизнул щеку, потом отскочил назад в противоположный конец комнаты.
Это было странно.
Хмурясь, она схватила трусики, натянула их и быстро надела пижаму, которая была слегка тесновата ей, поэтому и хранилась здесь. Когда два года назад Брайд сидела на жидкой белковой диете, сбросив двадцать пять фунтов, мать подарила ей целый шкаф новой одежды. Диета сработала, но в течение года возвратилась каждая унция веса плюс еще десяток фунтов.
Брайд вздохнула и выкинула это из головы. Чертов Тэйлор и его диеты. Ей было предназначено стать полной ирландкой, как ее мать и бабушка, и ничто не изменит того факта, что у нее ущербные хромосомы.
– Я должна была родиться в 50-е, когда быть пухлой было модно.
Вздохнув, она отправилась спать на софу. Волк подошел к ней и почти уткнулся носом в ее нос.
– Прости, детка, – она погладила его по голове. – Сегодня для тебя нет места. Завтра у нас будет настоящая кровать, о-кей?
Волк обнюхал ее лицо.
– Ты хорошая компания, правда? – казалось, что больше всего ему нравилось, когда она чешет его снизу за мордочку. Он закрыл глаза и помахивал хвостом. – Так как мне назвать тебя?
Она задумалась, но в мыслях застыло только одно имя…
– Не будь дурой, – сказала она себе. Было бы смешным назвать его в честь «свидания на одну
