Воин из снов

Асмодее могли равняться году на земле. Немного преувеличено, конечно, но…

Она оглядела безлюдный переулок с закрытыми магазинами и опущенными ставнями на витринах. Какое странное место он выбрал. Она не знала, чего ожидала, но точно не этого.

— Что мы здесь делаем?

Перед тем как двинуться по улице, он сменил свою одежду на джинсы и серую рубашку, а волосы сделал темными.

— Идем есть. А что? У тебя болезнь Альцгеймера?

Она прищурила глаза:

— Нет, однако, я что-то не вижу ресторанов.

Он наградил ее взглядом типа «ну и тупица»:

— Если бы я сразу перенес нас в ресторан, люди могли бы поднять крик и суматоху. Не говоря уже о том, что там имеются веб-камеры, которые усложняют эту задачку. Чертовы люди с их научно-технической революцией, — произнес он с сарказмом. — Я скучаю по тем дням, когда можно было просто убить и поджарить цыпленка, эх.

Дельфина демонстративно закатила глаза:

— Ты можешь не быть таким придурком?

— Может и могу, но это не стоит усилий. Боже сохрани, но вдруг ты еще чего доброго влюбишься в меня. И что тогда прикажешь мне делать?

— Не имею представления, но я готова рискнуть.

Его глаза потемнели:

— Тебе не захочется увидеть мою истинную сущность, Дельфина. Так что это не забавно.

Дельфина протянула руку и коснулась шрама, который частично скрывала повязка на глазу.

Он поймал и сжал ее руку:

— Я не говорил, что у тебя есть право касаться меня.

— Не говорил. Прости. — Она забрала свою руку и теперь наблюдала, как он чопорно шагал к ресторану под названием «Устричный Дом Акме».

Дельфина поплелась следом, хотя сердце ее тяготила вина от мысли, что она будет есть, в то время как ее собратья страдают.

Расположи его к себе, и ты спасешь их. А что еще она могла сделать? Пока у нее отсутствуют ее божественные силы, она в его власти.

Дельфина содрогнулась, когда, наконец, постигла реальный кошмар того, через что он прошел. Очень тяжело жить без могущества, которое почти всю жизнь являлось твоей неотъемлемой частью. Находиться во власти других. Как он выдержал это?

Такой мир вселял ужас. И она по-новому оценила людей, населявших его. Учитывая еще и то, что они являлись всего лишь добычей для других, более могущественных существ.

Она остановилась у двери, пока хостесса брала для них меню, и оглядела собравшихся в ресторане людей. Людей, которые не имели понятия, что Джерико — бог, а она — его пленница…

Хостесса усадила их за столик у окна, которое выходило на улицу. Хотя работал телевизор, а люди вокруг разговаривали, до нее доносилась музыка с улицы Бурбон, находившейся отсюда в нескольких шагах.

Как же ей хотелось, чтобы Деймос и другие были здесь, а не в каких-то запертых клетках, где их держал Нуар.

— Что-то не так? — спросил Джерико.

Она посмотрела на него и вздохнула:

— Я волнуюсь о своих друзьях. Это кажется неправильным — есть, пока Нуар их мучает.

Джерико опустил меню и сверкнул глазами:

— Ну, во-первых, ты же не хочешь, чтобы я проголодался. Я еще больше зверею, чем когда был обычным человеком, веками умиравшим от голода. Так что не собираюсь снова терпеть лишения без необходимости. Во-вторых, позволь поведать тебе кое-что о твоих друзьях. Деймос держал меня, пока на мне выжигали клеймо, а потом перенес в царство людей и оставил там ни с чем. Без одежды, без денег. Без единой проклятой вещи, которую я мог бы назвать своей. Это к слову о голоде.

Она сжалась от того, что он описал.

Однако, он не был милосерден и продолжил:

— Столетием позже М’Ордант, — он упомянул одного из лидеров Онероев, который являлся ее наставником, — бросил меня в Спартанском лагере для военнопленных и сказал их военачальнику, что я предавал их людей. Тебе не захочется знать, что спартанцы делали с людьми, которых считали предателями. Д’Алериан — назвал он имя третьего лидера, который вместе с М’Адоком был в этой команде, — поместил меня в турецкую тюрьму пятнадцатого столетия, где меня после трехнедельных пыток посадили на кол. — Его лицо выражало стоицизм, но боль в глазах выдавала мучение. — Поэтому, ты должна извинить меня за то, что прямо сейчас у меня трудности с чувством жалости к ним. По крайней мере, никто не заталкивает острый штырь в их задницы.

У Дельфины скрутило живот от ужасов его прошлого.

— Тебя сажали на кол?

Его лицо окаменело.

— А знаешь что самое неприятное в этом наказании? Ты не умираешь сразу. Ты висишь, истекая кровью и испытывая боль от того, что штырь медленно прокладывает дорогу в твоем теле, пока не пронзит какой-нибудь важный орган. Молись богам, которых ты почитаешь, чтобы никогда не испытать на себе подобного.

А он испытал.

Дельфина отвела взгляд, не в силах совладать с нахлынувшими эмоциями. Как могли они совершить такое с себе подобным? С другой стороны, они бывали еще беспощаднее даже по более незначительным причинам. Именно поэтому она приложила все усилия, чтобы не попадаться часто им на глаза.

У нее сжалось горло, и она почувствовала, как по щеке скатилась слеза.

Джерико застыл, увидев сверкающую в свете ламп влагу. Не думая, он протянул руку и коснулся ее мокрой щеки:

— Слезы?

Она отвела его руку и вытерла щеку.

— Я сожалею о том, что ты пережил. Очень сожалею.

Слезы…

Из-за него.

Никто и никогда прежде по нему не плакал. И когда их взгляды встретились, ее орехово-зеленые глаза блестели от еще не пролившихся слез. Что-то болезненно сломалось у него внутри. Он заставил ее почувствовать боль. Как это могло случиться?

Нет, это невозможно. Еще один трюк, чтобы ослабить его. Погубить.

Он издал низкий горловой рык:

— Что ты делаешь?

Она выглядела смущенной его вопросом:

— Ничего. Сижу здесь.

Он вцепился ей в запястье:

— Ты играешь мной?

— Играю?

Он усилил хватку.

— Клянусь, если таким образом ты пытаешься склонить меня на свою сторону, я тебя уничтожу. И потребуется нечто намного большее, чем слезы, чтобы остановить меня.

Она вырвала руку из его захвата.

— Ты и правда циничен до такой степени, что не веришь, что кто-то может быть опечален тем, как с тобой обошлись?

Он не ответил.

Дельфину ошеломила его неспособность понять сострадание. Милостивые боги, с таким отсутствием