в воздухе и снова крепко встал на ноги лицом к Ровене. Кинна звонко захлопала в ладоши.
Румелия хорошо продумала, как расправится с Ровен ой, еще во дворце. Все было очень просто. Если нельзя, не вызывая подозрений, отравить кинну, то можно запросто подложить в корм ее коню такую травку, от которой животное взбесится, понесет и сбросит всадницу под копыта.
Рано утром под предлогом, что ей нужно осмотреть ногу своей лошади, пораненную в дороге о камень, Румелия подошла к коню кинны и быстро подбросила в торбу с зерном, висевшую у него на шее, пучок травы.
Немного позже коня подвели к Ровене, и она заметила, что тот, обычно такой послушный, упирается и шарахается из стороны в сторону, глаза его налиты кровью, кожа на груди и крупе подергивалась. Кинна погладила коня по морде и выгнутой белой шее, а он, выкатив огромный лиловый глаз, настороженно на нее смотрел и беспокойно перебирал ногами. Как только девушка села в седло, конь рванулся, но она удержала его, и он покорно пошел шагом. Однако Ровена чувствовала, что ее скакун нервничает и подчиняется крайне неохотно. Думая, что конь застоялся и ему не терпится пуститься рысью, она отпустила поводья и даже на миг зажмурилась от удовольствия, подставив лицо свежему утреннему ветерку.
Но вскоре ее конь догнал отряд конных лучников, ехавших впереди, а когда она пожелала его приостановить, не послушался и полетел дальше. Солдаты с удивлением посмотрели на кинну, которая стремительно промчалась мимо, едва не сбив нескольких всадников, попавшихся на пути. Только увидев, что белый конь кинны, взметая клубы пыли, понесся стрелой по дороге, они поняли, что дело неладно, и пустились следом.
Ровена тщетно старалась остановить коня. Что есть силы натянув поводья, она добилась только того, что он, задрав голову с оскаленными зубами, взвился на дыбы и, сделав огромный прыжок, снова пустился галопом. Бедняжка едва удержалась в седле. Ее охватил ужас. Пригнувшись к шее скакуна и отпустив поводья, она уповала лишь на то, что он рано или поздно выбьется из сил и сам остановится. Дорога стремительно неслась навстречу, ветер свистел в ушах, перестук копыт по земле становился все быстрее. Впереди показалась синяя лента широкой реки, и Ровена безотчетно дернула левый повод, стараясь повернуть коня. На удивление, он послушался. Не уменьшая скорости, конь подался влево, сошел с дороги и понесся по равнине, делая огромную дугу.
Ровена краем глаза видела, что всадники, также свернув с дороги, бросились ей наперерез. Она еще сильнее натянула левый повод, заставляя коня сворачивать все больше и больше. Всадники приближались. Впереди всех скакал юноша со светлыми, развевающимися на ветру волосами. Он пригнулся к луке седла и привстал на стременах. Его стройное легкое тело словно парило над конем, покачиваясь в такт его движениям. Ровена с надеждой смотрела на юношу, прилагая последние силы, чтобы удержаться на взбесившемся жеребце. Наконец их кони сблизились и поскакали бок о бок. Юноша протянул руку и крикнул: «Вожжи!» Ровена бросила ему поводья. Конь юноши чуть обогнал белого жеребца, а умелый наездник вдруг стремительным броском кинулся плашмя на холку мчавшегося во весь опор скакуна кинны. От толчка и тяжести неожиданно навалившегося на него человека тот замедлил бег, а юноша тем временем умудрился сесть перед кинной.
Конь постепенно начал переходить на рысь. Он тяжело поводил боками, хлопья розовой пены падали из разодранного удилами рта. Он бежал все медленнее и наконец встал. Юноша спрыгнул и протянул Ровене руки. Как только она оказалась на земле, конь зашатался и рухнул как подкошенный. Огромное тело задергалось, забилось в предсмертной агонии, из глотки вырвалось жалобное ржание, и через несколько мгновений великолепное животное испустило дух. Ровена мягко осела на землю, ноги ее не держали, все косточки ныли, ладони, натертые поводьями, распухли. От пережитого потрясения она не могла говорить, и, когда всадники приблизились к ним, кинна только кивала и показывала пальцем на юношу, который стоял рядом и весело улыбался.
На следующий день, когда они почти приблизились к горной гряде, им навстречу попался большой табор бродячих сигани. Лучники, заметив их издалека, поскакали вперед и заставили освободить дорогу, а затем вернулись и доложили, что можно продолжать путь.
Проезжая мимо табора, Ровена с любопытством смотрела на пеструю толпу. Кочующее племя передвигалось на больших крытых повозках, забитых рухлядью, среди которой сидело множество смуглых черноволосых ребятишек в невообразимых лохмотьях. Взрослые сигани, как мужчины, так и женщины, а также подростки шли пешком. Старики важно восседали на козлах и правили лошадьми. Мужчины были лохматы, с большими черными бородами, а женщины, одетые в выгоревшие грязные длинные юбки и пестрые блузки, большей частью были некрасивы, но необыкновенно подвижны и дерзки.
Ровену оглушили их резкие гортанные голоса и громкий смех, ослепили их белозубые улыбки. Что-то лопоча на своем диком языке, блестя большими черными глазами, они чуть ли не бросались под ноги коней обоза кинны. Зная о вороватости этого племени, возницы угрожающе замахивались кнутами, но нахальные сигани ничуть не боялись их красноречивых жестов и только заливисто хохотали. Наконец последняя лошадь обоза прошла мимо табора, и все вздохнули с облегчением. Долго еще до ушей Ровены доносился гомон их голосов.
Снова пошла однообразная дорога, по обе стороны которой простиралась зеленая равнина, покрытая чахлым кустарником.
Кинна заметила, что один из всадников пустил свою лошадь вскачь. Вернувшись, он что-то сказал начальнику охраны, но тот безразлично махнул рукой. Вскоре девушка увидела на обочине дороги какую-то темную фигуру. Подъехав ближе, она рассмотрела, что это была старуха, сидевшая в пыли скрестив ноги и опершись локтями в колени. Она была такой старой, что едва держала голову. Серые грязные лохмы, стянутые на лбу бурым платком, покрывали сутулые плечи, глубокие морщины избороздили темно-коричневое лицо, беззубый рот провалился, над ним нависал крупный нос истинной сигани, один глаз был закрыт черной повязкой, другой, сизый от старости и слезящийся, жалобно смотрел на подъезжавшую кинну.
Неожиданно старуха метнулась под ноги ее лошади, и Ровена вынуждена была придержать скакуна. Тут же подлетел начальник охраны и замахнулся на старуху плетью, но кинна жестом заставила его остановиться. Древняя сигани благодарно закивала головой, на ее лице показалось подобие улыбки.
— Спасибо, госпожа, что не задавила старуху. Разве я могу тебе причинить какой-нибудь вред? — Голос ее был хриплым, надтреснутым, но, что удивительно, говорила она на илурском языке с чуть заметным акцентом.
На лице Ровены отразилось удивление. Старуха поспешно заговорила снова:
— Госпожа, не хочешь ли узнать свою судьбу? Я умею гадать по руке. Не побрезгуй подать ручку. Скажу все, что было, что есть и что будет в твоей жизни.
Девушка заколебалась. Ей хотелось узнать, что ее ожидает, но она побаивалась старухи: больно та походила на ведьму.
Начальник охраны вплотную приблизился к сигани и брезгливо поморщился:
— Проваливай, старая, нечего надоедать кинне.
Старуха только зыркнула на его коня сизым глазом, и тот захрапел, отшатнулся и встал на дыбы. Тогда она повернулась к Ровене и, шамкая беззубым ртом, снова заканючила:
— Дай ручку, госпожа, всю правду скажу.
Румелия тихо проговорила из-за спины кинны:
— Не надо гадать, госпожа, она тебя сглазит.
Однако любопытство взяло вверх, и Ровена, наклонившись, опустила левую руку. Старуха потянулась к ней заскорузлыми черными пальцами, но не взяла ее, а только приблизила свое лицо и внимательно стала вглядываться в розовую ладонь кинны единственным глазом. Затем заговорила совсем другим тоном, в котором звучала такая уверенность, что Ровена невольно верила каждому ее слову:
— Ты покинула свой дом, кинна, с отчаянием и страхом в душе. Ты боишься будущего, не хочешь замужества и ненавидишь человека, за которого тебя заставляют выйти замуж. Тебе и невдомек, что ждет тебя впереди. Ты не только полюбишь его, но будешь боготворить, потому что поймешь: нет ему равных ни в чем. Он обладает такой властью, что может одарить тебя всем, что бы ты ни пожелала. Он вознесет тебя высоко над остальными людьми, дарует тебе премудрость жизни и власть над смертью. — Старуха закивала седой головой. — Верь мне, верь, кинна.
Ровена молча выслушала предсказание, и на сердце ее словно лег камень. Самым страшным было для нее то, что она ехала не к обычному человеку, а к магу, который общался с Темными Силами. И не нужно ей было никакой премудрости жизни, а тем более власти над смертью.
Старуха, как зачарованная, смотрела на прекрасное лицо девушки. Ровена заметила ее пристальный взгляд и гордо выпрямилась в седле.
— Чем тебя отблагодарить? — спросила она.
Старуха печально вздохнула:
— Табор бросил меня подыхать на дороге. Я такая старая — никому не нужна. Позволь, госпожа, доехать с твоим обозом до какого-нибудь жилья. Я никого не обременю, а кто хочет узнать свою судьбу, всем погадаю.
Ровена кивнула ей, приказала начальнику стражи пристроить куда-нибудь старуху и тронула коня.
Румелия, накинув черное покрывало, неслышной тенью прокралась к шатру кинны. Она решила разделаться с ней этой же ночью, хотя и понимала, как рискует. Они приближались к замку Ниттон-Тана, а ей совсем не хотелось оказаться в его стенах: магу не составит труда узнать ее намерения.
Возле входа в шатер стоял стражник и дремал, держась руками за древко
