Она кивнула, заинтересованная тем, что ей хочет показать Кендрик. Он провел ее к другой двери.
— Это моя святыня, — произнес он с легкой иронией. — Ты можешь зайти туда на свой страх и риск.
Женевьева нерешительно открыла дверь и заглянула внутрь. Она вздрогнула от неожиданности, когда внезапно зажглись светильники, висевшие вдоль узкой комнаты, а скорее коридора, который, возможно, тянулся вдоль стен всего замка. Помещение доверху было забито старинными вещами, в основном оружием, но она заметила здесь также мебель и рыцарские латы.
— О боже, — вздохнула она, — откуда все это взялось?
— С мертвых тел Баченэнов, которых я убил.
Она быстро к нему повернулась, и в знак капитуляции он поднял руки вверх.
— Я пошутил, Женевьева. Большинство из этих предметов мне удалось добыть вполне законным путем. Хотя должен признаться, некоторые из них достались мне в довольно неприглядных обстоятельствах. — Он указал на дверь справа. — А здесь находятся мои личные вещи. Открой дверь и входи. — Он тяжело вздохнул, идя вслед за ней. — Одна из Баченэнов в моем личном кабинете. Наверное, я все же сошел с ума.
Ответ уже готов был сорваться у нее с языка, но она умолкла при виде небольшой уютной комнаты. Ее стены были обшиты темным деревом, что придавало ей еще более уютный вид. Одну из стен занимал книжный шкаф, но она на него даже не взглянула. Все ее внимание было сосредоточено на картине, которая висела над столом Кендрика.
— Моя семья, — сказал он, проследив за ее взглядом.
Она легко узнала отца Кендрика, так как они были очень похожи. Серые глаза искрились смехом, и казалось, он вот-вот улыбнется. Рядом с ним стояла женщина поразительной красоты. Длинные светлые волосы струились по ее плечам как тонкие нити нежнейшего шелка. Женевьева приподнялась на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть глаза матери Кендрика.
— Чтоб меня черти побрали… — выдохнула она. — Они были зеленые.
Кендрик тихо рассмеялся.
— А сейчас ты мне веришь?
Она улыбнулась, не отрывая глаз от полотна.
— Я узнаю тебя и Джейсона, а кто остальные?
— Мать с отцом, Анна и Робин, и мой старший брат Филипп. — Он встал рядом с ней. — Вот эта девушка с обманчиво-ангельской улыбкой моя сестра Мэри.
— Она очень красивая, — прошептала Женевьева.
— Да, она была красивой, — задумчиво произнес Кендрик. — Она умерла от чахотки за год до моего убийства. Для отца это было страшным ударом. На людях он казался человеком суровым, но душа у него была добрая. — Кендрик вздохнул и заложил руки за спину. — Сейчас они все вместе, и я им очень завидую.
— Откуда ты знаешь? — обернувшись к нему, спросила Женевьева.
— Каждый из них пришел ко мне проститься, перед тем как перейти в иной мир.
— Хорошо, когда это знаешь, — тихо сказала она.
— Для многих так и есть, я уверен. А сейчас, — сказал он, — можешь взглянуть на мою кольчугу, а потом я покажу тебе свой меч.
— Кто нарисовал этот портрет? — спросила она, следуя за ним.
— Джонатан Баченэн, внук Матильды. Он был одним из ее немногих потомков, к которым я относился терпимо. Он появился на свет в то время, когда мне пришлось наконец смириться с мыслью о том, что я уже не живое существо. Он нарисовал портрет по моим описаниям, как видишь, получилось лучше, чем на фотографии.
Они подошли к стеклянной витрине. За ней находилась хорошо сохранившаяся кольчуга и одежда того же времени. Трудно было поверить, что то, что она видела перед собой, принадлежало Кендрику, когда он был жив. Она посмотрела на плащ, украшенный вышивкой с изображением стоящего на задних лапах черного льва. Ее удивил бирюзовый цвет его глаз.
— Глаза моей бабушки были того же цвета, — сказал Кендрик. — Таким образом мой дед отдал ей дань уважения.
— Он ее очень любил.
— Да, очень сильно. А она его. Она умерла спустя несколько часов после его смерти, когда оба они были уже в преклонном возрасте. Отец умолял ее пожить еще немного, так сильно он ее любил, но она не уступила. Она сказала, что свет ее жизни погас, для чего ей было жить дальше? И вот, когда тело моего деда, Риса, положили в большом зале, чтобы подданные могли с ним проститься, бабушка легла рядом с ним и взяла его за руку. Потом она закрыла глаза и заснула вечным сном. Моя мать клялась, что видела, как душа деда взяла свою жену за руку и унеслась с ней прочь, но я никогда в это не верил. Конечно, позже я ей поверил. Просто поразительно, как слепы мы бываем, пока наши души живут в своей смертной оболочке.
Казалось, Кендрику стало не по себе от излишней откровенности. Он прокашлялся и постарался придать своим словам мрачное звучание.
— Сейчас я представлю тебе доказательство того, что когда-то я был богатым рыцарем и мог украшать свое оружие драгоценными камнями.
Он подвел ее к большому деревянному сундуку, который стоял на столе под стеной, и сделал ей знак его открыть. Под крышкой оказался очень длинный, очень старый и хорошо сохранившийся палаш. Он был отполирован до ярчайшего блеска. На его рукоятке сверкал изумруд величиной с куриное яйцо. Она протянула руку и с трепетом провела по нему пальцем.
— Ух ты, — сказала она, внезапно потеряв дар речи, — это когда-то принадлежало тебе?
— Да, — торжественно сказал он. — И это было замечательное оружие. Идеально сбалансированное. Клинок мог расколоть надвое камень или голову неверного, что первое попалось бы мне на пути.
Она кивнула и провела пальцами по острию клинка. И тут же отдернула руку, с ужасом наблюдая, как из двух пальцев брызнула кровь.
— Женщина, ты в своем уме? — воскликнул Кендрик. — Сейчас же оторви рукав и перевяжи руку.
Просто удивительно, сколько крови вытекло из таких неглубоких порезов. Черт, да она запачкала кровью весь этот прекрасный старинный сундук. Может, его удастся почистить с помощью мыла и воды. И немножко уксуса. Ее мать, кажется, уксусом выводила пятна. Или лимонным соком? Нет, лимонный сок пьют. А уксус добавляют в салаты. О господи, теперь кровь текла уже на пол.
— Женевьева, оторви рукав блузки! — проревел Кендрик.
А может, применить какой-нибудь специальный порошок для стирки? Ей показалось, что она хихикнула. К черту, можно все это закинуть в стиральную машину. Она снова посмотрела на руку. Это что виднеется, кость?
— Женевьева!
Она поморщилась от его громкого вопля, а затем почувствовала, как Кендрик оторвал рукав блузки и обернул им ее запястью. Сделав последний рывок, он, обессиленный, упал на пол.
— Перевяжи руку, — слабым голосом сказал он. — Пускай Уорсингтон отвезет тебя к врачу.
— Кендрик…
— Живее, — он закашлялся. — Поспеши!
Она обернула повязку вокруг пальцев и опустилась на колени рядом с ним.
— Тебе больно? — с тревогой спросила она.
— Проклятье, женщина, ты уйдешь или нет? — прогремел он; голос его эхом отозвался от стен комнаты.
Женевьева, дрожа, поднялась на ноги.
— Ты уверен…
— Да! — он указал ей на дверь. — А теперь — вон отсюда!
Шатаясь, она вышла из комнаты, молясь, чтобы найти Уорсингтона до того, как потеряет сознание.
