производите впечатление парня, который завтракает плотно. Хотите, я открою банку ветчины или еще чего-нибудь?
Гарри это не понравилось; он знал, что накопил уже более десяти килограммов лишнего жира на боках, и не любил, когда ему об этом напоминали.
– Может, мы все-таки перейдем к делу? – проворчал он. – Боже, когда же вы встали сегодня?
– В три, – ответила Денбери.
– А легли когда? В восемь?
– Ровно в одиннадцать. Я собиралась встать и выпить стаканчик вина, но потом решила, что вернусь к этой идее попозже, – подмигнула она мне.
Гарри, заметив это, подозрительно сощурил глаз; я внимательно рассматривал подставку для салфеток, восхищаясь возможностями пластмассы. Гарри снова бросил на меня испепеляющий взгляд и обратился к Денбери:
– Так что вы хотели нам рассказать?
Она облокотилась о стойку, на которой лежала пачка бумаг с записями, и взяла чистый лист бумаги.
– На этой странице
Денбери отложила эту страничку, взяла следующий чистый лист и с хитрой ухмылкой подняла его над головой.
Гарри сидел, выпучив глаза на это ее представление.
– А это еще что такое, черт возьми?
Она выдержала драматическую паузу на три счета.
– Сведения о посещении нашим маленьким Марсденом Института изящных искусств – l'Institut des Beaux-Arts.
Глаза у Гарри расширились еще больше.
– Что?
– Он приехал во Францию в июле шестьдесят шестого, уехал в мае семидесятого. И за это время никаких занятий не посещал.
– Так он еще и мошенник? – возмутился я.
Денбери положила на стол несколько страниц, исписанных аккуратным почерком, который прерывался какими-то линиями, стрелками и вопросительными знаками.
– Не совсем. Он посещал там другую школу – l'Academie d'Art Graphique – Академию графики, которой сейчас уже нет. Не мировой класс, но и не курсы домашнего дизайна. Довольно скромное учебное заведение, насчитывающее тогда сотни три студентов. Руководил ею Анри Бадантье – эксцентричный, но уважаемый профессор, который пытался в короткий срок создать своей школе хорошую репутацию в мире искусства.
Я обдумывал уловку Гекскампа.
– В этом обмане есть смысл. Типичное поведение эгоцентрического социопата. Он не мог смириться с тем, что посещал не самую лучшую школу, а для пущего самовозвеличивания добавил еще и стипендию.
Гарри изучал странички с записями.
– Как вы все это раскопали, Денбери?
Она двумя руками взяла кружку с логотипом «Канала 14» и сделала глоток кофе.
– Говорила с людьми: интересовалась документами учебных заведений, загранвизами, стипендиями для иностранных студентов. Во Франции прекрасно налаженная бюрократия и там любят сохранять всякие бумаги. Мне кажется, что полуподвальные помещения всей Франции забиты ящиками с регистрационными карточками.
– А этот… Бо-дон-тье… Он умер, да?
– Бадантье. Я говорила с его сестрой. Озлобленная несчастная женщина. Я сказала этой мадам, что провожу исследования относительно самых влиятельных личностей в мире академического искусства. Французы очень гордятся своей близостью к прекрасному, и я этим бессовестно воспользовалась: рассыпалась мелким бисером, сплошные
– Как бы там ни было, но это сработало, – хмыкнул Гарри, стараясь скрыть впечатление, какое произвела на него деятельность Денбери: не имея ничего, кроме телефона и собственной интуиции» всего за несколько часов она вернулась с «хлебами и рыбами».[30]
– Что-то еще? – спросил Гарри.
– Еще одна вещь привлекла мое внимание. Разговаривая с мадам, я на заднем плане слышала голос самого Бадантье. Когда я в качестве примера упомянула имя уроженца Алабамы, Марсдена Гекскампа, который сделал себе имя в мире живописи, я слышала, как она передает эту информацию своему брату.
– И?… – спросил я.
– Он принялся хохотать.
– Ну и что?
– Дело не в том, что он рассмеялся, – сказала Денбери, – а в том,
– А почему вы не поговорили с ним самим? – спросил Гарри, но тут же сообразил: – О, он просто не говорит по-английски.
– Он говорит на тридцати языках, но к телефону не подходит.
– Почему это?
– Его сестра по своей инициативе сообщила мне, что месье Бадантье признает только две формы общения: либо посредством написанных от руки писем, либо лицом к лицу за бокалом красного вина.
– А в какой связи она сказала вам это?
– Я думаю, это был ее тонкий намек на то, что мой контакт с великим человеком невозможен; при этом она упомянула, что просматривает всю его почту. Неприятная женщина, как я уже говорила.
– Прекрасная работа по раскопкам прошлого нашего Гекскампа, Денбери, – признал Гарри. – Но это не особенно нас куда-то продвигает.
– Но позволяет вернуться к стартовой точке, – сказала Денбери. – Согласитесь, Гарри, это тоже важно.
– Он умер три десятилетия тому назад, а у нас за две последние недели убито две женщины.
– Чем больше мы будем знать о его прошлом, тем больше мы сможем…
– Но прошло уже тридцать лет…
Денбери и Гарри принялись спорить. Я смотрел в окно и попивал свой кофе. У кормушек Денбери суетились птицы, одни подлетали, другие улетали. По верхушке забора пробежала серая белка.
– И над чем это, черт побери, так сильно смеялся этот Бадантье? – спросил я вслух.
Глава 33
Я обдумывал такую реакцию Бадантье, пока Гарри и Денбери препирались у меня за спиной. Зазвонил мой сотовый, и я увидел, что это звонок из Бюро судебной экспертизы Алабамы, БСЭА.
– Карсон, – сказал Уэйн Хембри, – мне нужно встретиться с тобой и Гарри.
Уэйн Хембри ненавидел телефонные разговоры. Если я ему звонил, трубку он, конечно, брал; но сам не звонил никогда, поручая это кому-нибудь из подчиненных.
– В субботу, Бри?
Гарри отставил кружку с кофе в сторону и смотрел на меня, тоже удивляясь звонку Бри.
– Хорошо бы прямо сейчас. А пять минут назад – было бы еще лучше.
– Мы в десяти минутах от тебя. До встречи.
Я бросил сотовый в карман.
– В цепкие лапы нашего Бри попалось что-то горячее.
– Я только захвачу свою сумку, – сказала Денбери. – напомню Карле, чтобы хорошо запиралась.
