Малый драконий род

до конца дня так, будто все хорошо. Старания целительницы, несмотря на ее невыносимый нрав, не прошли даром: пока что я чувствовала себя значительно лучше. Вариен осмелился поведать мне о своей радости: ему так приятно было думать, что он вскоре может стать отцом. Даже голоса, постоянно нашептывающие что-то у меня в голове, на какое-то время стихли. Казалось, будто сама Владычица на миг одарила нас своим райским блаженством; по крайней мере, именно так я тогда и подумала, да и до сих пор верю в это. Если есть жизнь за пределами смерти, если нам отведено место, где мы навеки соединимся с душами тех, кого любим больше всего на свете, — вряд ли такое вечное счастье затмит тот единственный яркий день, который мы с Вариеном провели вдвоем.

Шикрар

Увы! Если бы мы знали об этом, то, возможно, сумели бы еще как-то бороться, но откуда же нам могло быть известно? Я был слишком слеп, слишком поглощен видом горящей земли, что текла подобно воде, что не смог понять скрывавшуюся за этим причину.

Да и потом, что мы могли бы сделать? Против нас восстал огонь, и мы не знали, как нам быть. Клыки или когти были тут бесполезны; даже наше внутреннее пламя казалось менее жарким, чем этот подземный огонь. Скорее всего, у нас не было выбора.

Едва достигнув своих чертогов, я воззвал к Кейдре. Была уже глубокая ночь.

«Сын мой, все ли у вас в порядке?» — вопросил я негромко.

'Мы уже в пути, отец, - отозвался он тут же.— Щерроку по душе этот ночной полет, ему хочется увидеться с дедушкой Шикраром. Какой храбрый малыш мой сын!'

Я выжидал.

'Вскоре мы будем на месте, Старейший, — услышал я голос Миражэй, удивительно ясный и спокойный. Звук его придал мне решимости.— Мы с Щерроком будем ждать тебя в старых чертогах Акхора, возле Большого грота. Там, мне кажется, лучшее место для встречи, — добавила она, — ибо смею предполагать, что мы увидимся с Вариеном Кантриакхором гораздо раньше, чем рассчитывали'.

'Да, это вероятнее всего, милая моя дочь, - ответил я, не в силах сдержать легкого шипения от удовольствия.— Быть может, это будет для него немалым удивлением'.

'И пойдет ему на пользу, - сказал Кейдра.— Он почти не общался с нами с тех пор, как покинул остров. Если мы удивим его, тем лучше: он этого заслуживает'.

«Хотелось бы, чтоб и все гедри так же были рады нам, но боюсь, этому вряд ли суждено случиться».

«Да, но там же госпожа Ланен: она замолвит за нас слово», - сказал Кейдра.

'Ее голос — лишь один из множества тысяч, и она сама утверждала, что не пользуется среди своего народа большим влиянием, - ответил я.— Ты думаешь, те, кого должно убедить, услышат ее? Она отважна, но сумеет ли справиться с такой задачей?'

'Прости меня, отец, но ты забываешь кое о чем, - ответил Кейдра, ничуть не смутившись.— Эта дочь гедри, не пользующаяся, как ты говоришь, большим влиянием, сумела убедить кантриов, собравшихся на Совете, не только оставить ее в живых, но и принять в качестве возлюбленной нашего государя. Клянусь Ветрами, она обладает такой необыкновенной душой, что вполне способна управлять миром'.

Я не мог сдержаться. Несмотря на то что я очутился лицом к лицу с недобрыми переменами и почуял угрозу для собственной жизни, я все-таки рассмеялся, ибо в словах моего сына сквозила истина.

'Ну что с тобой поделать, Кейдра, несносный ты ребенок! - проговорил я.— Воистину излишняя серьезность не пойдет мне на пользу. Вы сейчас где?'

«Миражэй и Щеррок уже в чертогах Акхора, там они будут в безопасности. Мы разожгли там огонь. А я лечу к тебе», — добавил он. И уже в следующее мгновение, не успело еще эхо его голоса стихнуть у меня в голове, он уже был подле меня.

— Добро пожаловать, дорогой мой сын, всегда рад тебя видеть, — сказал я, когда он вошел в чертог душ. Мы обнялись, и я прижал его к груди, обернув своими крыльями, словно он по-прежнему был для меня ребенком. — Ах, Кейдра, дорогой! — добавил я и больше не смог вымолвить ничего. Слова точно застряли у меня в горле.

Он родился в этой самой пещере, и здесь же умерла моя возлюбленная Ирайс — сами стены были полны воспоминаний о прежней жизни, и я вдруг осознал, что это последняя ночь, которую мне предстоит провести здесь. Приклонив голову, я оставался в объятиях своего великодушного сына, а сердце мое переполнялось отчаянием — и тут внезапно я почувствовал нечто ужасное.

Мы — существа огня. Мы испускаем огонь, когда довольны и когда рассержены — словом, когда мы глубоко чем-то тронуты, — подобно тому как гедри источают соленую воду, которую они называют слезами. Но немногим известно, что и мы плачем — в крайней степени душевного отчаяния.

Я почувствовал, как по панцирю, что покрывал мне лицо, с шипением покатилась слеза.

Кейдра предпочел ничего не заметить и оставался недвижим — просто не выпускал меня из объятий. В глубине души я знал, что он вспоминает ту ночь, когда умерла Ирайс: тогда плакал он сам. В ту пору я обнимал его, передавая ему часть своей силы, хотя собственное мое сердце в тот момент было разбито и точно омертвело. А теперь вот его сила поддерживала меня...

Любой отец может только мечтать о таком сыне.

Хвала Ветрам, подобные мгновения длятся недолго. Я коснулся его самоцвета своим камнем — такую близость могут себе позволить лишь родители по отношению к детям — и вновь пришел в себя.

— Спасибо тебе, — только и сказал я.

— Меня мучит жажда, отец. Давай выпьем по глотку воды, прежде чем начать, — произнес он. Думаю, он был в смущении.

Иногда бывает нелегко признать себя сильнее собеседника, и это справедливо даже в отношении Кейдры.

Мы вышли из чертогов и вволю напились из ручья, что протекал в нескольких шагах от входа. Меня поразило обычное ощущение холодной воды, оставившей на языке привкус, которого я не замечал уже многие годы, и я почувствовал, как земля дышит исподволь пробуждающейся весной; все это показалось мне невообразимо дорогим и родным. Назойливая мысль: «Никогда больше тебе этого не видать» — удручала меня, но я нашел в себе силы отбросить ее. Позже еще будет время погоревать.

Вода. Огонь. Остров, объятый пламенем... Нет, не время сейчас предаваться скорби, сперва нам всем нужно очутиться в безопасности.

И все же сердца наши были объяты скорбью, когда мы вернулись под каменные своды. Я еще заранее разжег в главном чертоге костер — он должен был освящать наши действия и помочь нам справиться с нелегким делом.

Мы наскребли целые пригоршни кхаадиша из того утла, где находилось мое ложе, и принялись изготовлять несколько глубоких чаш, то и дело выпуская огонь, чтобы расплавить и смягчить поверхность металла, благодаря чему работа так и спорилась. Когда чаши были готовы, я послал Кейдру насобирать мху, а сам принялся делать круглые пластины, придавая им слегка выпуклую форму, чтобы они могли послужить в качестве крышек. Готовые пластины я откладывал в сторону. Мхом я тщательно выстлал дно и стенки изготовленных сосудов.

Медлить больше было нельзя. Мы ступили под своды дальнего чертога: прямо на нас глядела стена, покрытая кхаадишем ; в поверхность мягкого металла были вставлены самоцветы душ Предков. С почтением поклонившись прародителям нашего народа, я дотянулся до тех камней, что находились выше всех, — они были древнейшими, — и, осторожно действуя когтем, высвободил их из державшего их металла. Бережно складывая их в один из сосудов, я почти телесно ощущал боль, однако сумел пересилить ее. Я должен был ее перенести.

— Кейдра, будь добр, изготовь крышку для сосуда, в котором покоятся самоцветы Потерянных, — попросил я.

Бедные каменья: принесенные сюда давным-давно, сразу после того, как их вырвали из тел их