управления под началом Болта.
Похитители назначили бизнесмену встречу в кафе в Тоттенхэме, во время которой тот подписал все требуемые бумаги. К несчастью, похитители решили взять в заложники и самого Станевича, чтобы им уже ничто не мешало перепродать полученную долю третьей стороне. За встречей вела наблюдение группа Болта. Инспектор предпочел не вмешиваться и позволить похитителям увезти Станевича, а потом, следуя за ними на безопасном расстоянии, выследить их.
Объекты прекрасно владели техникой ухода от слежки и во время сорокапятиминутного турне по центру города не раз давали задний ход, делали развороты в запрещенных местах, умудрялись разгоняться до семидесяти миль в час на тесных улочках Айлингтона (такое Болт видел в первый и единственный раз в своей жизни), даже ехали по улице с односторонним движением против потока — лишь бы уйти от хвоста. И это им чуть не удалось, однако Болт, задействовав все возможные ресурсы, при помощи камер видеонаблюдения проследил их путь до квартиры в цокольном этаже одного здания в Фулхэме.
Болт бросил в Фулхэм весь состав группы, а на случай если придется брать квартиру штурмом, вызвал вооруженный отряд элитного подразделения SO19.
И вот перед ним встала дилемма: избрать выжидательную тактику — или действовать жестко и быстро? Болт знал, что преступники могут расправиться с заложниками, даже если штурма не будет. Русская мафия не знает жалости.
В конечном итоге Болт выбрал третий путь, не похожий на два других. Он связался с «Бритиш телеком», узнал номер установленного в квартире стационарного телефона и, приказав отряду SO19 быть наготове, позвонил похитителям. Он предположил, что из любопытства кто-нибудь из них ответит на звонок, и не прогадал. Трубку поднял главарь банды, и Болт — в нарушение всех мыслимых должностных инструкций — сказал ему, что подписанные документы никогда не доберутся до злополучного отеля, что перепродать их будет невозможно, что банде теперь не уйти от ответа, потому что в Великобритании с похитителями никаких переговоров быть не может и что если хотя бы один из заложников умрет, то похитители навсегда засядут за решетку. Если же они отпустят отца с дочерью целыми и невредимыми, то не исключено, что судья отнесется к их делу снисходительно.
Он сильно рисковал. Всполошившиеся преступники могли решить, что, раз они окружены, терять им уже нечего, — и в результате расправиться с заложниками и вступить в перестрелку с полицией. Болт хотя и не считал себя азартным человеком, однако умел проявить решительность и не боялся ответственности за свои поступки. План сработал: преступники перепугались до смерти. После продолжительных телефонных переговоров, во время которых Болт не уставал повторять похитителям, что они окружены и надеяться им абсолютно не на что, они сдались и отпустили обоих заложников живыми и здоровыми.
Станевич считал, что именно Болту они с дочерью обязаны жизнью, никогда не забывал об этом и поддерживал с инспектором связь. Узнав, что тот подыскивает себе жилье, бизнесмен предложил ему в аренду одну из своих квартир — совершенно бесплатно и на сколь угодно долгий срок. По идее Болту полагалось отказаться, потому что подобные вещи противоречат уставу полиции и караются увольнением. Однако жизнь настолько ему осточертела, что какие-то там официальные правила теперь мало его волновали; кроме того, Болту было негде жить, и в итоге он предложение принял, с оговоркой: за квартиру он платить все-таки будет, пускай небольшую сумму. Станевича пришлось долго уговаривать, но Болт не любил чувствовать себя в долгу; в конце концов они сошлись на ста пятидесяти фунтах. Вскоре после этого Болт переехал.
Когда он, с пакетом тайской еды под мышкой, поднялся на третий этаж и наконец-то очутился дома, была уже полночь. Часто — особенно после бурного рабочего дня — тишина, которой встречала Болта темная квартира, вгоняла его в уныние. Сегодня выдалась как раз одна из таких ночей. Включив свет в прихожей, он подумал о Тине Бойд, об одиночестве в ее темных глазах. Может, то же чувство читалось и в его собственном взгляде?
Он положил пакет на металлический кухонный стол, достал из холодильника банку пива и сделал большой освежающий глоток. Пройдя на середину комнаты, застыл перед окном, с удовольствием глядя из полумрака на оранжевое зарево городской иллюминации и вслушиваясь в доносившийся с улицы шум. И тоска стала отступать. Болт жил в Лондоне без малого двадцать лет, но и по сей день при мысли, что он стоит в сердце одного из самых старых и кипучих городов мира, его охватывал благоговейный восторг. Многие не любили Лондон, и Болт был первым кто готов признать, что у города есть темные стороны, — к примеру, чудовищный уровень преступности. И все же инспектор не мыслил своей жизни ни в каком другом месте. Этот город давал ему чувство надежности и общности с людьми; город был его опорой.
Болт успел уже привыкнуть к одиночеству. Хотя оно обрушилось на него нежданно и жестоко, он считал, что новый уклад жизни вполне ему подходит. Никому не надо отчитываться, куда ты уходишь и когда вернешься; можно есть то, что нравится, и сколько угодно шуметь ночью. Помогало и удачное географическое положение квартиры: оно предоставляло массу возможностей разогнать тоску, которая накатывала на Болта всякий раз, едва он возвращался мыслями к той роковой ночи. По крайней мере сейчас он ничего менять не хотел.
Или просто убеждал себя в этом.
Он накладывал себе еду — заправленного тамариндовым соусом морского окуня под гарниром из риса, обжаренного на кокосовом молоке, — и собирался сделать очередной могучий глоток из банки с пивом, когда зазвонил сотовый.
Это был Тернер. Он сообщил, что ходил в кино на новый фильм с Томом Крузом и только что вернулся.
— Дурацкий был фильм. Я с девушкой ходил, так она после сеанса сказала, что устала и хочет домой. Думаю, желание продолжать отношения у нее отпало начисто.
Болт прислонился к кухонному стулу и сделал еще глоток.
— Ах, друг мой, нет справедливости в этом мире.
— Верно, черт возьми. А жизнь слишком коротка, чтобы тратить вечера впустую. Я, пожалуй, подам в суд.
— На кого? На девушку или на кинокомпанию?
— На обоих.
Болт рассмеялся. Тернер ему нравился. Тип он был весьма своеобразный, и его новая девушка, похоже, этого своеобразия не оценила. Он рано начал лысеть; вытянутое лицо всегда имело виноватое выражение, и улыбка на нем появлялась редко, поскольку Тернер предпочитал улыбкам суховатые остроты, которые произносил все с тем же невозмутимым видом. С чего он решил стать копом, оставалось только гадать. К большинству людей Тернер относился с отстраненным пренебрежением, близким к неприязни, зато отличался прекрасной интуицией и знал толк в компьютерах. Кроме того, он был достаточно предан делу, чтобы в законный выходной перезвонить боссу, даже если времени уже полночь.
— Ты, видимо, получил мое сообщение. Просмотрел ноутбук Парнэм-Джонса?
— Не было никакого ноутбука.
— А он вообще пользовался ноутбуком?
— Не знаю. Я подумал, что не было. Да это легко выяснить.
— Надо будет завтра позвонить его горничной.
— А вот настольный компьютер у него был. Я днем уже бегло просматривал его жесткий диск, но, получив ваше сообщение, изучил повнимательнее.
— Нашлось что-нибудь интересное?
— Да, — сказал Тернер после паузы, — нашлось.
Болт внутренне напрягся.
— Что?
— Электронное письмо. Оно хранилось под паролем в личной папке Парнэм-Джонса, и мне это показалось подозрительным. Пароль я взломал без особых проблем — такая защита рассчитана не на профессионалов. Буквально минуту назад закончил читать. Это письмо шантажиста.
— Оно сейчас перед тобой? Прочитай, пожалуйста.
— Там коротко и по делу: «Уважаемый лорд главный судья! Нам известно все. Все подробности. 1998 год. Девочка. Ее отец ведь тоже умер, верно? Повесился в тюрьме. Если не хотите до конца дней гнить за решеткой, вам придется выполнить наши требования. В противном случае история получит огласку. Скоро
