Мы тебя недооценили.
— Кто вы? — прошептал я, не зная, что еще сказать.
— Мы? Ну во-первых, конечно, я, Эмма Нилсон, женщина, с которой ты переспал. И он… — она кивнула в сторону кухни, откуда доносились стоны Эрика Тадеуша, — мой отец.
Она взяла со стола бокал и отпила вина, явно наслаждаясь моей реакцией и своей победой и не обращая никакого внимания на мертвого охранника, лежащего на полу всего в нескольких футах от нее. Почему я был так слеп? Почему не разглядел за маской притворства ее истинную суть? Куда только подевалось чутье, которым я так гордился?
— Ты, наверное, думал, что его интересовали только дети? — продолжала Эмма. — Да, конечно, детишек он предпочитал всему остальному. Но, должна сказать, когда-то он был женат. На моей матери. Только вот она погибла в автомобильной аварии. Говорили, что это был несчастный случай, но я так не думаю. Полагаю, без его участия не обошлось. — Держа меня на мушке, она прошла мимо тела и, подойдя к двери, заглянула в кухню. — Так, папочка? Ты убил мамочку, чтобы заполучить меня, верно? Потому что ты — мерзкий, гадкий извращенец. — В голосе ее вместе с понятной горечью прозвучало что-то еще, может быть, торжество победителя, утвердившего наконец свою власть.
— Помоги мне, милая, — простонал Тадеуш. — Пожалуйста, вызови «скорую».
Будто не слыша его, Эмма повернулась ко мне. Милой и приятной ее сейчас не назвал бы, пожалуй, никто. Я видел злобное, порочное лицо.
— Знаешь, он начал трахать меня, когда мне едва исполнилось восемь лет. Восемь! Вот так-то. И каждый раз после этого делал мне какой-нибудь дорогой подарок. Украшение или редкую старинную куклу. Однажды, когда я вела себя особенно хорошо, даже купил миниатюрный «астон-мартин», чтобы я разъезжала на нем по саду. Не веришь? Скажешь, так не бывает?
Я промолчал. Честно говоря, я и не знал, что тут можно сказать.
— А потом, когда мне было уже шестнадцать и когда все эти подарки просто девать было некуда, все закончилось. Раз — и нет. Как отрезало. Я стала слишком стара для него. Подарки, конечно, продолжал дарить и вообще заботился, чтобы у его любимой доченьки было все, чего душе угодно, но секс прекратился. Я стала, как говорится, «порченым товаром». И, что самое обидное, никаких объяснений. Ни слова. Как будто ничего и не случилось. Дрянь. — Она произнесла последнее слово с такой ненавистью, будто обращалась ко всем мужчинам.
— Эмма, пожалуйста, — снова подал голос Тадеуш, — прикончи его и вызови «скорую».
Она пропустила его призыв мимо ушей.
— Чего мой папочка не понимает, так это того, что теперь он — порченый товар. Мне наплевать на него. — Здесь ее голос, однако, дрогнул, и я подумал, что, может быть, он еще значит для нее гораздо больше, чем она готова признать. — Если я с ним и разговариваю, то только потому, что у него есть то, что мне нужно. Компания. Так что ты появился как нельзя кстати. Подумай сам. Деннис Милн — беглый преступник, безжалостный убийца — врывается в загородный дом главы фирмы, убивает Эрика Тадеуша и охранника, но погибает от руки дочери хозяина, получив пулю из собственного пистолета.
— Тебе никто не поверит, — сказал я, понимая, что ее версия прозвучит вполне убедительно для полиции.
— Поверят, можешь не сомневаться. Твою ДНК обнаружат на месте убийства Саймона Баррона, на его одежде. И еще волосы. Я срезала прядку в ту ночь, когда ты спал. Их найдут, если уже не нашли, в доме, где прошлым вечером убиты четыре человека. Я дам показания, что Баррон получил доказательства твоей причастности к убийству Малика и Хана. Ты расправился с Барроном и пытался добраться до меня.
Я с усилием сглотнул. Да, Эмма прекрасно все разыграла.
— А мотив?
— Мотив? Да кто же скажет, что творится в больном мозгу маньяка? — Она пренебрежительно пожала плечами.
Наблюдая за ней, я пришел к выводу, что Эмма говорит правду, что все так и есть — и с ДНК, и с волосами. С самого начала она казалась мне немного неестественной, чересчур увлеченной, чересчур рисковой. Были и кое-какие нестыковки — слишком много денег, невнятная семейная история, упорные попытки направить мое внимание на Николаса Тиндалла, — но я не хотел их замечать, не хотел подозревать создание столь милое и приятное. Женщину, с которой спал. Вспомнился приют и Карла Грэхем. Я и раньше допускал эту ошибку.
— Так это ты убила Саймона Баррона?
— Слишком уж близко он подобрался, — равнодушно ответила Эмма, пожимая плечами. Похоже, она потеряла интерес к теме. Разговор подошел к концу.
Но я еще попытался выиграть время.
— Не понимаю. Если ты такая богатая наследница, зачем работать репортером в какой-то мелкой газете?
— После убийства Малика и Хана полиция бросила большие силы на расследование, и нам нужен был человек, который имел бы доступ к информации, а я всегда хорошо писала. Устроиться оказалось совсем не трудно — дали кому надо в лапу, и я получила работу в «Эхе». С деньгами все можно устроить.
Мне вспомнился первый звонок в редакцию.
— Теперь понятно, почему парень, с которым я разговаривал по телефону, так тебя невзлюбил.
Она презрительно фыркнула:
— Какое мне до него дело? Неужели ты думаешь, что я обращаю внимание на такие мелочи? Я же вас всех обыграла! Всех выставила дурачками! Даже Тиндалл с его жалкими угрозами и идиотскими куклами меня не испугал. Знаешь, меня это заводило. И стараться особенно не приходилось — пококетничай, постреляй глазками, поулыбайся, и любой полицейский твой. Они просто не могли устоять перед моими чарами. Даже ты на них поддался, Деннис. Безжалостный киллер.
Я ухмыльнулся, и ей это, похоже, не понравилось.
— Безжалостный? Ну, до тебя мне далеко.
— Ты прав. — Эмма подняла пистолет. — Тебе до меня далеко.
Мне стоило больших усилий остаться на месте и не поддаться панике.
— И все же с чего все началось? Да, были сеансы. Да, Энн рассказала что-то доктору Чини. Но что такое узнал Хан? Почему их пришлось убить? Его и Энн? Причем вскоре после разоблачения Блэклипа?
Эмма покачала головой:
— Извини, Деннис, но этот номер не пройдет. Я же вижу тебя насквозь. Ты просто пытаешься выиграть время, а у меня его нет. Утешься вот чем: для старичка ты очень хорош в постели. Переспать с киллером — это было забавно.
И она выстрелила: посланные точно в грудь, три пули ударили меня, как свинцовые кулаки.
Я охнул, сложился от боли пополам и свалился на пол.
— Теперь твоя очередь, папочка, — негромко и мягко сказала Эмма и, отвернувшись от меня, шагнула к двери в кухню и подняла пистолет.
— Нет, Эмма, нет! — взмолился Эрик Тадеуш. — Что ты делаешь! Я же люблю тебя!
Наблюдая за ней из-под полуопущенных век, я заметил, как в лице что-то дрогнуло, по нему словно пробежала рябь сомнения, приглушившая холодный убийственный блеск. Было и что-то еще; может быть, любовь, может быть, ненависть. Тогда я не понял, но теперь уверен — и то и другое.
Пистолет дрогнул, рука немного опустилась — Эмма заколебалась.
И не заметила, как я сел — голова еще кружилась, хотя основную силу трех пуль поглотил бронежилет, который дал мне Николас Тиндалл, — вытащил из-за пояса револьвер и, сжав рукоятку обеими руками, направил его в сторону Эммы.
— Еще одно препятствие, Эмма, — сказал я, когда она повернулась.
В глазах ее мелькнула тревога, рот приоткрылся, но произнести что-либо она уже не успела.
Я спустил курок в тот самый момент, когда Эмма вскинула руку. Я спустил курок, осознав наконец, что она это заслужила.
Пуля угодила в грудь, и на белом платье мгновенно расцвел красный цветок. Эмму просто снесло с ног и швырнуло на стену. Ее пистолет тоже выстрелил, пуля срикошетила от пола и ушла в потолок, и тогда я
