в пейзаж так, словно видела Джилл перед глазами – это был мыслительный прием, не имеющий ничего общего с чародейством, хотя люди неосведомленные поверили бы в это с трудом. Мысленные образы были неживыми, даже здесь, в мире чудес, и быстро развеивались, как те фигуры, которые мы улавливаем в облаке или в огне. Но в той или иной точке пространства один из образов задерживался дольше, становился ярче и плотнее. Элесари восторженно следила за действиями Даландры, когда та останавливалась в этих точках и творила новый круг образов. И каждый раз какие-то из них становились более отчетливыми, указывая, в какую сторону направить следующий шаг.
По мере того, как они продвигались, местность вокруг менялась. Река стала уже, обмелела, сочная трава увяла, сделалась бурой и ломкой. Приходилось огибать большие валуны, еле удерживаясь на узенькой полоске земли, а потом неизвестно откуда возникла усыпанная щебнем дорога, уводящая в густой туман. Мгновенно сгустившиеся сумерки погасили все оттенки цвета, кроме опалово-серого и сиреневого.
– Ну вот мы и пришли, – сказала Даландра. – Взгляни на город смертных!
Они поплыли сквозь туман, словно птицы, парящие в вышине, потом по виткам невидимой спирали стали спускаться все ниже, ниже, пока туман не исчез, открыв усыпанное звездами небо. Под ними раскинулся большой город, мерцающий в вечернем зное Бардека. Там и тут на темных улицах мелькали золотыми искорками фонари в руках горожан, расходящихся по домам. Только посредине обширное освещенное пространство обозначало рыночную площадь – там виднелись пестрые флажки, расписные палатки. За пределами этого геометрически правильного пространства улиц и огней простиралась до горизонта, чуть тронутого последними зеленоватыми отблесками заката, темная и сухая равнина. Тихо ахнув от восхищения, Элесари скользнула было вниз, следуя призывной музыке, доносившейся с земли, но Даландра удержала ее.
– Не сейчас, тебе еще рано, увы. Нравится, да?
– Увижу ли я чудеса, подобные этим, когда явлюсь в этот мир, Далла?
– О да, – Даландра ответила не сразу, не желая говорить правду. – Но, боюсь, сделавшись реальностью, этот мир потеряет большую часть очарования. Ты просто будешь считать его обыденным, как и тот, где ты сейчас обитаешь.
Последний из созданных Джилл фантомов указал им дорогу к караван-сараю на краю города. Лошади и мулы дремали у коновязей среди разбросанных беспорядочно пальм, люди сновали туда-сюда или сидели у костров. В отдалении над фонтаном вздымался серебристо-голубой столб стихийной силы воды, сияющий, как путеводный маяк. Рядом с фонтаном, на низкой скамеечке, поджав ноги сидела Джилл. Даландре казалось, что они подошли к ней вполне обыкновенным образом, но, судя по тому, как удивленно вскрикнула Джилл, они появились перед нею внезапно.
– Джилл, со мной сегодня Элесари. Ей предстоит привести своих соплеменников в наш мир, когда настанет час.
– Значит, ты очень храбрая, Элесари, – Джилл встала со скамьи, приветствуя их. – Я преклоняюсь перед тобой!
Девочка ответила ей очень серьезным взглядом и неожиданно застеснялась.
– Понимает ли она, что это означает на деле, Далла? – спросила Джилл.
– Надеюсь, что понимает.
– Лучше удостоверься в этом. Возлагать такое бремя на кого-то, не предупредив, что его ждет, это…
– Но, Джилл, если они не отважатся на это, им предстоит умереть. Истаять, рассеяться… Но пока кто-то первый не начнет, этого не сделает никто!
– И все же, она должна знать…
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы она поняла.
– Хорошо…
Какое-то мгновение они молча разглядывали друг друга поверх потока слов. Даландра могла лишь догадываться, как она выглядит в глазах Джилл, но для нее смертная чародейка казалась статуей из цветного стекла, блестящей и переливающейся. Такие тонкости, как выражения лица или оттенки интонаций не проступали сквозь это стекло, но Даландра ощущала тревожное ожидание Джилл как колючку в старой ране, и раной этой было чувство вины. Обратившись к собственным мыслям, она полностью потеряла это видение. Облик Джилл стал плоским, потом начал уменьшаться, будто его уносило прочь быстрым ветром.
– Джилл! – выкрикнула она. – Острова… Эвандар… будет искать их!
Никак нельзя было выяснить, услышала ли ее Джилл. Все закружилось, их втянуло в подвижный водоворот миров, зеленых и золотых, белых и красных, пурпурный ветер вихрем проносил мимо лица и части лиц, слова и имена, странных существ, обрывки пейзажей, и все это неслось по кругу, все скорее и скорее, вверх и вверх; Даландра обеими руками держала Элесари, пока их крутило и уносило ввысь сквозь вьюгу имен и обликов, и наконец, с треском, напоминающим удар клинка по деревянному щиту, они упали на траву приречного луга, где народ Опекунов танцевал под летним солнцем. Элесари перекатилась на спину и расхохоталась.
– Ох, как чудесно! Замечательная игра! Далла, а рождение похоже на то, что сейчас было?
– Да, только в обратном порядке. То есть ты будешь двигаться не вверх, в вниз.
– И где же я окажусь? – Элесари села, обхватив руками колени.
– В таком месте, где темно и тепло, где тебе будет спокойно и уютно. Ты проведешь там долгое время, – Даландра рассказывала ей это уже сотню раз, но девочке нравилось слушать снова и снова. – Потом ты окажешься в другом месте, ярко освещенном, кто-то возьмет тебя на руки, и ты узнаешь, воистину узнаешь, что такое любовь. Но выйти на свет будет нелегко, милая Элли. О, совсем не легко…
– Ты говорила мне, что придется туго. Боль, кровь и слизь… – она нахмурилась, поглядев на цветущие поля. – Я не хочу слышать про это еще раз, пожалуйста, сейчас не надо!
Сердце Даландры глухо застучало; в тысячный раз спросил она себя, правильно ли поступает, достаточно ли у нее знаний, чтобы оказать добрую услугу этому странному племени, угодившему в
