его не волновал, потому что на нем не осталось следов: он наверняка надел перчатки, чтобы управляться с газом «Циклон-Б») и ушел в ночь.
Оставалось только изумляться простоте содеянного.
Глава 9
Где-то в заснеженной темноте вверх по улице прогрохотал джип. Я вытер рукавом запотевшее окно и увидел отражение знакомого мне лица.
– Господин Гюнтер, – произнес мужчина, когда я обернулся. – Я так и подумал, что это вы.
Тонкий слой снега запорошил ему волосы, и его квадратной формы голова с торчащими, совершенно круглыми ушами напоминала ведерко для льда.
– Бог мой, Нойман! – воскликнул я. – Я был абсолютно уверен, что ты погиб.
Он стряхнул с головы снег и снял пальто.
– Не возражаете, если я присоединюсь к вам? Моя девушка еще не пришла.
– С каких это пор у тебя появилась подружка, Нойман? В конце концов, за одну ты уже поплатился.
Он нервно дернулся.
– Послушайте, если вы собираетесь...
– Успокойся, – примирительно сказал я. – Садись. – Я махнул официанту. – Что ты будешь?
– Благодарю, только пиво. – Он сел и стал критически разглядывать меня прищуренными глазами. – Вы почти не изменились, господин Гюнтер. Немного постарели, слегка поседели и довольно сильно похудели – но все такой же.
– Я особенно не задумываюсь, что из себя представляю, но если ты полагаешь, что я хоть чуть изменился... – сказал я многозначительно, – то знай: все, сейчас тобой сказанное, почти слово в слово совпадает с описанием восьмилетней давности.
– Неужели прошло столько лет с тех пор, как мы в последний раз виделись?
– Да, с начала Второй мировой войны. А ты все еще подслушиваешь через замочную скважину?
– Господин Гюнтер, да вы ничего не знаете? – фыркнул он. – Я теперь тюремный надзиратель в Тегеле.
– Ушам своим не верю. Ты же бесчестен, как ворованное кресло-качалка.
– Ей-богу, господин Гюнтер, сущая правда. Янки доверили мне охранять нацистских военных преступников.
– И ты, уж надо думать, вовсю стараешься?
Наш разговор прервал официант.
– Вот ваше пиво, – сказал он, ставя кружку перед Нойманом.
Я начал было говорить, но американцы за соседним столиком разразились громким смехом. Затем один из них – сержант – сказал что-то еще, и теперь захохотал уже и Нойман.
– Он утверждает, что не верит в братские связи с нами, – объяснил Нойман. – Говорит, мол, не хочу я относиться к хорошенькой фрейлейн как к собственному брату.
Я с улыбкой оглянулся на американцев.
– Нойман, а говорить по-английски ты выучился, работая в Тегеле?
– Конечно. Я и еще много чему научился.
– Ну, скажем, информатором ты и прежде был хорошим.
– К примеру, – начал он, понизив голос, – я слышал, что Советы остановили на границе британский военный поезд и отцепили два вагона с немецкими пассажирами. Якобы это месть за образование Бизонии. – Под Бизонией он подразумевал объединение британской и американской зон Германии. Нойман отхлебнул немного пива и пожал плечами. – Не исключено, что начнется еще одна война.
– Очень сомневаюсь, – ответил я. – Животы надорвут.
– Не знаю, может быть.
Он отставил кружку, достал коробку с нюхательным табаком, который предложил мне. Я отрицательно покачал головой и скривился, наблюдая за тем, как он взял щепотку и заложил ее в ноздрю.
– Вы участвовали в боевых действиях во время войны?
– Ну, Нойман, тебе ли не знать... Кто же задает такие вопросы в наши дни? Или ты хочешь, чтобы я спросил, как ты достал денацификационное удостоверение?
– Смею вас уверить, что я получил его вполне законно. – Он вынул из бумажника и развернул листок. – Я никогда ни в чем предосудительном не участвовал. Вот здесь так и сказано: «Свободен от нацистской заразы», и я горжусь этим. Я даже в армии не был.
– Только потому, что тебя не призывали.
– Я свободен от нацистской заразы, – зло повторил он.
– Должно быть, это единственная из всех существующих зараз, которой у тебя никогда не было.
– Кстати, а что вы здесь делаете? – усмехнулся он в ответ.
– Время от времени захожу сюда отдохнуть.
– Но я ни разу вас здесь не видел, хотя частенько наведываюсь в это заведение.
– Довольно уютное местечко, не правда ли? Вот только не пойму, неужели твое жалованье тюремщика так велико, что позволяет развлекаться в подобных местах?
Нойман уклончиво пожал плечами.
– Наверняка ты выполняешь чьи-то поручения, – предположил я.
– Как и вы, не так ли? – Он едко улыбнулся. – Держу пари, что вы здесь по делам.
– Возможно.
– Могу помочь.
– Ну что ж, не откажусь. – Я вынул свой бумажник и показал ему пятидолларовый банкнот. – Ты слышал что-нибудь о человеке по имени Эдди Холл? Он иногда приходил сюда. Занимается рекламным бизнесом. Его фирма называется «Рекло и Вербе Централе».
Нойман сглотнул и уныло уставился на банкнот.
– Нет, – сказал он огорченно. – Я не знаю его, но могу кое-кого расспросить. Бармен – мои друг. Он мог бы...
– Я уже его спрашивал. Парень не из разговорчивых, но, похоже, он тоже не знает Холла.
– Эта рекламная контора, как, вы сказали, она называется?
– "Рекло и Вербе Централе". Находится на Вильмерсдорферштрассе. Я наведался туда сегодня днем, и мне сказали, что господин Эдди Холл отправился по делам в центральный офис фирмы в Пуллахе[4].
– Ну, значит, он там. В Пуллахе.
– Но я никогда не слышал о такой фирме и не могу себе представить, чтоб в Пуллахе были какие-либо компании.
– Может, вы ошибаетесь?
– Что ж, – сказал я. – Теперь моя очередь удивляться.
Нойман улыбнулся и кивнул на пять долларов, которые я стал засовывать назад в бумажник.
– За эти деньги я мог бы рассказать вам все, что знаю об этом месте.
– Ну выкладывай.
Он кивнул, и я бросил ему через стол банкнот.
– Это уже лучше. Пуллах – небольшой городишко под Мюнхеном. Там располагается штаб почтового цензурного ведомства армии США. Кстати, почта всех военнослужащих в Тегеле проходит через него.
– И это все?
– А что бы вы еще хотели знать? Среднее годовое количество осадков?
– Ну ладно. Не думаю, что все изложенное тобой мне о чем-нибудь говорит, но в любом случае спасибо.
– Может, сообщить вам, если этот Эдди Холл вдруг появится здесь?
– А почему бы и нет? Завтра я отбываю в Вену. Когда доберусь, пошлю тебе телеграмму с адресом, где остановлюсь, на тот случай, если ты что-то разузнаешь. Расчет – после получения информации.
– Мой Бог! Вот бы туда поехать. Знали бы вы, как я люблю Вену.
– Ты никогда не производил на меня впечатление космополита, Нойман.
– Я полагаю, вас не затруднит передать письма нескольким австрийцам в Вене.