Я мало что помнил из его рассказа о принятой им системе учета. По мне, все эти прелести двойной бухгалтерии нужны не более чем пара старых галош. Но подобно любому, кто занимается собственным бизнесом, каким бы маленьким он ни был, я имел зачаточное представление о тех мелочах, в которых детали одной бухгалтерской книги должны совпадать с деталями другой. И не нужен был Вильям Рандольф Херст, чтобы понять: пихлеровские книги претерпели изменения, но не при помощи каких-нибудь бухгалтерских ухищрений – кто-то просто-напросто вырвал пару страниц. Сам собой напрашивался лишь один вывод: смерть Пихлера была чем угодно, но не несчастным случаем. Интересно, догадался ли его убийца вместе с соответствующими страницами из бухгалтерских книг похитить и набросок надгробного камня доктора Абса? Я вернулся во двор и, внимательно все осмотрев, через несколько минут обнаружил несколько пыльных папок, прислоненных к стене мастерской, находящейся в глубине двора. Я развязал первую папку и стал споро разбирать чертежи, совершенно не горя желанием быть кем-нибудь застигнутым за обыском владения человека, раздавленного насмерть и лежащего сейчас меньше чем в десяти метрах от меня. И, найдя наконец нужный эскиз, я бросил на него лишь беглый взгляд, потом свернул и положил в карман пальто.
В город я вернулся на трамвае и прямо возле конечной остановки зашел в кафе «Шварценберг», что на Кэртнерринг. Я заказал омлет с кофе, а затем расстелил на столе чертеж. Размером он был с развернутую газету, на копии заказа, прикрепленной в правом верхнем углу, четко виднелось имя клиента: Макс Абс. Надпись гласила: "Священной памяти Мартина Альберса, рожденного в 1899 году и убитого 9 апреля 1945 года. От любящей жены Лени и сыновей Манфреда и Рольфа «ГОВОРЮ ВАМ ТАЙНУ: НЕ ВСЕ МЫ УМРЕМ, НО ВСЕ ИЗМЕНИМСЯ. ВДРУГ, ВО МГНОВЕНИЕ ОКА, ПРИ ПОСЛЕДНЕЙ ТРУБЕ, ИБО ВОСТРУБИТ, И МЕРТВЫЕ ВОСКРЕСНУТ НЕТЛЕННЫМИ, А МЫ ИЗМЕНИМСЯ» Первое послание Коринфянам, глава 15:51 – 52.
На заказе Макса Абса был указан его адрес, но кроме факта, что доктор заплатил за памятник под именем человека, который был мертв, – зять, может? – и что памятник стал причиной смерти человека, сделавшего его, я ничего больше не узнал.
Официант, чьи седеющие вьющиеся волосы напоминали нимб, сияющий над лысеющей головой, вернулся с медным подносиком, на котором стояли тарелка с омлетом и стакан воды, по обычаю венских кафе подаваемой к кофе. Он взглянул на чертеж, прежде чем я успел его убрать, чтобы освободить место для подноса, и сказал с сочувственной улыбкой:
– "Благословенны скорбящие, ибо утешены будут".
Я поблагодарил его за подобные мысли, дав щедрые чаевые, и спросил его, откуда можно послать телеграмму, а затем – где находится Берггассе.
– Центральный телеграф на Барзеплац, – ответил он, – на Шоттенринг. А через пару кварталов оттуда на север – Берггассе.
Примерно час спустя, отослав телеграммы Кирстен и Нойману, я шел по Берггассе, пролегающей, как оказалось, между тюрьмой, где содержался Беккер, и госпиталем, в котором работала его подружка. Это совпадение было куда более замечательным, чем сама улица, населенная, похоже, в основном докторами и дантистами. Я особенно и не удивился, когда старушка – владелица здания, где доктор Абс занимал антресоли, – сообщила мне, что всего несколько часов назад постоялец уведомил ее о намерении навсегда покинуть Вену.
– Он сказал, что дела вынуждают его срочно переехать в Мюнхен, – объяснила она тоном, в котором сквозило некоторое изумление столь неожиданным отъездом, – или куда-то рядом с Мюнхеном. Он упомянул название, но боюсь, я его не запомнила.
– Случайно не Пуллах?
Она попыталась принять задумчивый вид, но получилось нечто больше похожее на раздражение.
– Точно не помню, – сказала она в конце концов. Как будто тень от облаков сошла с ее лица, когда она вернулась к своему обычному тупому выражению. – Однако он пообещал сообщить мне новый адрес, как только устроится.
– Он все вещи взял с собой?
– Да какие там вещи! – сказала она. – Всего пара чемоданов. Квартира-то меблированная. – Она снова нахмурилась. – А вы полицейский или кто?
– Нет, что вы! Меня интересуют его комнаты.
– Что же вы сразу не сказали? Входите, господин...
– Профессор, – сказал я, надеясь придать своим словам типично венскую педантичность. – Профессор Куртц. Мы с доктором Абсом приятели господина Кенига, который и сообщил мне, что, по его мнению, герр доктор скоро освободит отличную комнату по этому адресу. Я последовал за старушкой в большую прихожую, которая заканчивалась высокой стеклянной дверью. Сквозь нее виднелся дворик с одиноким платаном. Мы повернули к лестнице из сварной стали.
– Полагаю, вы извините мою осторожность, – сказал я. – Просто я не знал, насколько достоверна информация моего друга. А он между тем очень настойчиво уверял меня, что это отличная комната. Надеюсь, мне не нужно говорить вам, мадам, как трудно в наше время джентльмену найти подходящую квартиру в Вене. Вероятно, вы и сами знакомы с Кенигом?
– Нет, – сказала она твердо, – я никогда не видела друзей доктора Абса. Он был очень нелюдим. Но вас хорошо проинформировали, вряд ли вы найдете лучшее жилье за четыреста шиллингов в месяц. И район здесь очень хороший. – У двери в квартиру она понизила голос: – Ни единого еврея. – И, вытащив ключ из кармана жакета, вставила его в замочную скважину большой красного дерева двери. – Конечно, было несколько до Присоединения, даже в этом доме, но к началу войны большинство из них уехало.
Она открыла дверь и провела меня в квартиру, сказав с гордостью:
– Ну вот, всего шесть помещений. Квартира, конечно, не такая большая, как некоторые другие на этой улице, но ведь и не такая дорогая. Полностью меблированная, заметьте, но, кажется, я об этом уже говорила.
– Чудесно, – сказал я, осматриваясь.
– К сожалению, я еще не успела здесь прибрать, – извинилась она. – Доктор Абс оставил кое-какой мусор, который надо выбросить. Нет, я к нему не в претензии, ведь он заплатил мне деньги вперед за четыре недели, так как не предупредил заранее об отъезде. – Она указала на закрытую дверь. – Там очень большие повреждения из-за бомбежек. Во дворе был пожар, когда пришли иваны, но все скоро починят.
– Замечательно, – произнес я великодушно.
– Вот и хорошо. Я вас оставлю, побудьте немного здесь, осмотритесь, профессор Куртц. Уверена, вы почувствуете вкус к этому месту. А когда все осмотрите, заприте за собой дверь и постучите ко мне.
Старушка ушла, а я прошелся по комнатам, обнаружив при этом, что для одного человека Абс получал неимоверное количество посылок гуманитарной помощи, которые приходили из Соединенных Штатов. Пустых картонных коробок, с отчетливо обозначенными инициалами и нью-йоркскими адресами, я насчитал более пятидесяти.
Все это скорее походило на хорошо отлаженный бизнес, чем на гуманитарную помощь.
Закончив осмотр, я сказал старушке, что квартира для меня тесновата и поблагодарил ее за предоставленную возможность все посмотреть. Затем я побрел назад к своему пансиону на Шкодагассе.
Не успел я прийти, как раздался стук в дверь.
– Герр Гюнтер? – поинтересовался стоящий на пороге незнакомец с сержантскими нашивками. Я кивнул.
– Боюсь, вам придется пройти со мной.
– Я арестован?
– Извините, не понял, сэр?
Я повторил вопрос на ломаном английском. Американский полицейский стал нетерпеливо жевать жвачку.
– Вам все объяснят в штаб-квартире, сэр.
Я снял с вешалки пиджак и надел его.
– Вы не забудете прихватить свои документы, сэр? – Он вежливо улыбался. – Не хотелось бы
