сил в той же мере, как и себя саму. Однако мысли приходили к ней только изредка и почти сразу обрывались; в эти дни любые мысли были редкостью. Предметы в руках Перрина, казалось, постоянно меняли размер и форму, иногда разбухали, иногда сжимались, у них отсутствовали четкие границы — вместо краев выступали линии мерцающей силы, отмечающие место, где они встречаются с воздухом.
Наконец Перрин достал простую железную палочку, толщиной с палец, приделанную к деревянной рукоятке.
— Хвала всем богам, — произнес он. — Я думал, что потерял его.
— Что это? Самодельное клеймо.
— Никогда никому не рассказывай, что оно у меня есть, ладно? В Кергонни могут повесить только за то, что оно у тебя имеется.
Из его слов Джил не поняла ничего. Она заставила себя разделить услышанное на части и воспринимать информацию понемногу за раз.
— Мы все еще в Кергонни? — наконец спросила она.
— Да, в южной части. Почти в Гвейнтейре.
— А для чего эта штука?
— Чтобы заменить клеймо на лошади.
— А почему тебя повесят, если ее найдут?
— Потому что такие штуки нужны только конокрадам.
— Но тогда почему ты ее таскаешь с собой?
— Потому что я — конокрад.
Джил уставилась на своего спутника, широко разинув рот.
— Как ты думаешь, откуда у меня деньги? — Перрин улыбался. Ему было забавно смотреть на Джил. — Я забираю лошадь от какого-нибудь господина благородного происхождения, продаю ее одному из тех, в ком уверен, и… ну… вот так и живу.
В глубине сознания Джил помнила, что воровать нехорошо. Она думала об этом, наблюдая, как Перрин распаковывает седельные вьюки. Воровать нехорошо, а быть конокрадом — хуже всего. Если ты забираешь у человека коня, он может умереть. Папа всегда так говорил. Папа всегда был прав.
— Тебе не следует забирать чужих лошадей, — сказала Джил.
— Я забираю их только у тех, кто может пережить такую потерю.
— Все равно нехорошо.
— Почему? Мне они нужны, а им — нет.
Хотя Джил знала, что существует возражение и на этот довод, она не помнила, что следует сказать. Она откинула голову назад, наблюдая за сильфами, играющими в легком ветру. Легкие фигурки, с крыльями из ярких кристаллов, носились по воздуху, уклоняясь друг от друга, делая большие петли и скользя.
— Я оставлю тебя здесь, — сказал Перрин какое-то время спустя. — У нас мало денег, и мне нужно украсть лошадь.
— Но ты вернешься, не так ли? — внезапно Джил пришла в ужас, уверенная, что безнадежно потеряется без него. — Ты не бросишь меня здесь?
— Что? Конечно нет. Я люблю тебя больше жизни. Я никогда тебя не брошу.
Он обнял ее и поцеловал и долго держал в объятиях, крепко прижав к себе. Джил не знала, как долго они просидели рядом под теплым солнцем, но когда Перрин отпустил ее, солнце подошло к зениту. Джил прошлась к ручью и легла, наблюдая за простейшими духами, которые там играли, пока не заснула.
В тот день, ближе к вечеру, Родри приехал в Лерин, один из самых больших городов в Кергонни, в котором насчитывалось примерно пятьсот домов. Здания жались друг к другу за низкой каменной стеной на берегах реки Камин-Ирейн. Поскольку Лерин являлся важным портом для речных барж, которые переправляли железо с гор вниз по течению в Дэверри, Родри предполагал купить для себя место на судне, чтобы сэкономить время и дать отдых себе и коню. Им давно требовалось передохнуть. Однако вначале Родри отправился на рыночную площадь расспросить, не видели ли там Джил и Перрина. Многие местные жители хорошо знали странного лорда Перрина.
— Он — придурок, — объявил продавец сыров. — А если девушка связалась с подобным типом, то она еще более ненормальная, чем он сам.
— Он не только ненормальный, — фыркнул кузнец. — Я много раз задумывался, откуда он берет всех этих лошадей.
— Он же благородного происхождения, — добавил торговец тканями. — А у лиц благородного происхождения полно лошадей, которых они могут продать. Но я уже много недель не видел его, серебряный кинжал. И никогда не видел эту девушку. Она рехнулась, это точно.
Родри отправился назад к дешевой таверне, которую приметил раньше. Не отправились ли Джил с Перрином на юг по другой дороге? Если так, то ему придется забыть о своих планах плыть по реке, чтобы не пропустить их. Когда он ставил коня в конюшню, к нему подошел ничем непримечательный мужчина с типичной осанкой коробейника, привыкшего таскать товар на спине.
— Это ты — тот серебряный кинжал, который интересовался лордом Перрином?
— Да. А тебе какое дело?
— Никакого, но могу сообщить тебе кое-что за определенную плату.
Родри достал из кошеля две серебряные монеты и зажал их между пальцев. Коробейник улыбнулся.
— Я приехал с юго-востока. На ночь останавливался в небольшой деревенской гостинице примерно в тридцати милях отсюда. В ту ночь я пытался заснуть, когда кто-то стал кричать во дворе возле конюшни. Я высунул голову из окна и увидел нашего Перрина, который о чем-то спорил с девушкой. Казалось, она хочет его покинуть, а он орал на нее, чтобы она этого не делала.
Родри вручил ему первую серебряную монету.
— «Я собираюсь найти никого», — сказала она, — продолжал коробейник. — Мне это показалось очень странным, поэтому я запомнил слово в слово. Никого.
— Конечно, это странно. А она не сказала, где этот никто находится?
— Не совсем… Она сказала лорду, что если он попытается следовать за ней в Керрмор, она серебряным кинжалом отрежет ему яйца.
Родри рассмеялся и вручил болтуну вторую монету, а затем решил добавить третью.
— Спасибо, коробейник. Я рад, что тебе в ту ночь не удалось заснуть.
Когда Родри покинул конюшню, Меррик тихо засмеялся себе под нос. Хорошая вышла шутка — серебряный кинжал заплатил за ложные слухи, которые принесут ему погибель.
Внезапно Джил проснулась. Приближались лошади. Почему она не попыталась сбежать до возвращения Перрина? А теперь слишком поздно.
Она встала, двигаясь очень медленно, поскольку ей казалось, что земля качается у нее под ногами. Когда Джил пошла в лагерь, то трава вздымалась под ней, словно она шагала по огромной пуховой перине
— Джил! Не бойся! Спасение рядом! Хотя большинство, наверное, предпочло бы видеть в роли благородного мстителя кого-то другого.
Пораженная Джил повернулась и, распахнув рот, уставилась на человека, который спешивался с другой стороны опушки. На мгновение она подумала, что это Родри. Но голос и светлые волосы были другими. Затем она его вспомнила.
— Саламандр! О, боги!
Внезапно Джил расплакалась и принялась метаться из стороны в сторону, пока Саламандр не подбежал к ней и не прижал к себе.
— Тихо, тихо, маленькая. Все хорошо. Ну, почти хорошо. Тебя околдовали, а теперь все прошло.
Слезы высохли, и Джил подняла на него глаза.
— Так значит, это правда? Перрин обладает двеомером!
— В этом я не уверен, но ты на самом деле была околдована. Где он?
— Отправился воровать лошадей.
— А, конское дерьмо! Вот оно что. Этот парень кажется все более и более странным.
— Уедем, пока он не вернулся.
— Нет, потому что я ему должен кое-что сказать.
