мчался прямо на автомобиль, словно собираясь проехать сквозь него; ко при этом отмерил расстояние так, что у водителя встречной машины осталось достаточно времени разглядеть его и принять какое-то решение.
Эллвуд крутанул руль, вильнув на свою полосу и тут же обратно, на встречную. Может быть, водитель остолбенел от шока, может быть, раздумывал, не перескочить ли в другой ряд. Эллвуд усмехнулся и мысленно обратился к нему: «Ну что, не знаешь, что лучше?» Он вел машину не отклоняясь, выжав газ до отказа, и до столкновения оставалось еще секунды три. Белый свет залил переднее стекло и вдруг исчез — водитель сделал свой выбор. Машины промчались в разные стороны, рев двигателей, завывание двух клаксонов, словно старающихся заглушить друг друга, слились воедино.
Эллвуд повернул, не сбавляя скорости. Машина завибрировала, но вписалась в поворот. Казалось, улыбкой, заигравшей у него на губах, он мог бы резать жесть.
— Я ведь знал, что ты поступишь правильно, — пробормотал он.
Въезжающего в город с западной стороны ждали эстакады, блочные башни серого цвета и бесконечные автомобильные заторы на шестиполосном шоссе. Закопченное небо озарялось неоновыми огнями. А в вышине, где оставалась чистая полоска, мелькали огни самолетов, идущих на снижение.
Отсюда дорога шла в гору — подъем длиной в две мили заканчивался в центре города. Примерно на полпути, на том участке шоссе, где особенно быстрое движение, высился тридцатиэтажный блочный дом, тускло мерцая окнами лестничных пролетов. По обеим сторонам от них, подобно маякам, светились окна квартир.
В этом доме жил Эллвуд, и его квартира находилась достаточно низко, поэтому можно было наблюдать за проезжающими мимо машинами. Порой он стоял у окна с чашкой кофе и выдумывал различные головокружительные забавы. Например, летним вечером, когда синее небо покрывается багряными, малиновыми и бледно-желтыми полосами, некий человек едет на запад по средней полосе дороги восточного направления, легковые автомобили и грузовики объезжают его с обеих сторон, а он мчится, не сворачивая, навстречу предзакатному солнцу.
В глазах стоят багряные и желтые полосы, тянет гарью... В день, когда тебе сопутствует удача, можно вести машину наобум, не рискуя разбиться.
Эллвуд не стал съезжать на дорогу, уводящую вниз, на уровень, позволяющий подъехать к зданию. Вместо этого он проехал еще три мили до одной из железнодорожных станций в черте города и прокатился по близлежащим местам.
На ярко освещенных улицах все было выставлено напоказ. Полиция прозвала это место «мясной рынок». Тех, кто не хотел платить, время от времени арестовывали — просто для проформы. Эллвуду нравилось там бывать. Он мог каждый раз подыскивать себе новую девицу, которую никогда не видел прежде и, что еще важнее, никогда больше не увидит.
На этот раз он выбрал высокую, с прической под Золушку, в просвечивающейся, как марля, юбке. Хлопнув дверцей автомобиля, она провела рукой по его промежности.
— Давай заедем за угол, — предложила она, — вон по той улице вниз. Там тупик.
Она рассказала, как собирается его обслужить. Эллвуд покачал головой, развернул машину и снова погнал к главной магистрали.
— Какого черта? — Она заметалась, ища ручку дверцы. — Послушай, я не выезжаю из этого района. Мне не выгодно.
— Я все оплачу, — успокоил ее Эллвуд. И назвал сумму.
Девушка пожала плечами:
— Да? Ну ладно.
Эллвуд помчался обратно, за окнами мелькали огни. Девушка больше не проронила ни слова, и когда Эллвуд взглянул на нее, то обнаружил, что она спит.
Прошло немало времени, прежде чем она снова заснула, уткнувшись лицом в подушку, зад ее все еще был задран кверху. Эллвуд пнул ее ногой в бок. Проснувшись, она недоумевающе взглянула на него.
— Ты теряешь деньги, разве нет? — спросил он.
Она подошла к окну и посмотрела на поток автомобильных огней, а тем временем Эллвуд заказал по телефону такси; машины проезжали совсем рядом, казалось, прямо у нее перед носом.
— Меня видно оттуда?
— Наверное, видно.
Рассмеявшись, она подошла еще ближе, демонстрируя свое тело от шеи до бедер.
Эллвуд представил, как едет по шоссе в гору и вдруг видит в освещенном окне обнаженную фигуру без лица — одно туловище в рамке.
С возвращением...
Глава 7
Доктор разбинтовал руку и стал поворачивать ее в разные стороны, придирчиво рассматривая. Линия пореза сморщилась, наложенный шов стал кривым, как ухмылка клоуна.
— Инфекции нет, — констатировал доктор. — Ваше счастье, что вы упали на бутылку, промытую соленой водой.
Теперь Паскью освободили от регулярного принятия болеутоляющего и антибиотиков. Помимо этого доктор сделал еще одно предписание: не пить.
«Ну одну рюмочку-то можно пропустить, — подумал Паскью. Каждому хочется выпить в конце дня». Он налил себе водки и вышел из комнаты, чтобы разбавить ее тоником.
Приехав еще три дня назад, он даже близко не подходил к офису. Позвонил секретарю и сообщил, что болен. Через две минуты ему перезвонил Джордж Роксборо.
— Что с тобой?
— Порезал руку. Началось нагноение. Поднялась температура.
— Дело в том, что в четверг ты должен участвовать в судебном заседании.
— Нет, Джордж. Все это пустяки.
— Ну, это с какой стороны посмотреть. Твой клиент, полагаю, думает иначе.
— Он попался с поличным на торговле кокаином. Этот человек — всего лишь звено в длинной цепочке. Либо его арестовали для отвода глаз, либо принесли в жертву. Его дело будет просто заслушано в комиссии. Предложи его кому-нибудь. Обязательно найдутся желающие.
— Какова линия его защиты?
— Полицейские лгут.
— А на самом деле?
— В данном случае это неважно.
— Сэм, судя по голосу, вряд ли у тебя жар.
— Ты виделся с матерью Тони Стюарта?
— Да. Все точно совпадает — время приезда и отбытия, сорт шоколада, который он ей купил, передачи, которые они смотрели по телевидению.
— А со Стюартом тоже говорил?
— А как же. Все та же история. Если они будут стоять на своем, обвинению туго придется. Они мало чем располагают, не считая его признания. Но признание в наше время ни черта не значит.
Паскью разматывал бинт, чтобы взглянуть на рану, — не устоял перед этим маленьким искушением, которое долго в нем зрело.
— А ты не задумывался, почему их показания так идеально совпадают?
— Почему?
— Все дело в телевизионных программах. Блестящий штрих, правда? Если Стюарт в состоянии привести те же подробности, что и его мамочка...
— Думаешь, они скажут, что его мать записала для него программы на видеопленку? А потом он пришел их просматривать?
— Никакого видео нет, Джордж. Когда придет время, это подтвердит дневная сиделка. Никаких видеозаписей — ни купленных, ни взятых напрокат. Наверняка на тот момент у нее не было видеомагнитофона. — Раненая рука запульсировала, словно в ней тикали часы. Паскью умолк и подул на
