— Совершенно верно. В этом все и дело. Сейчас увидишь.
Она подвела его к шкафу, открыла дверцу, потом сняла с себя жакет и взяла его за плечики так, как если бы он висел на вешалке. Попробовала поместить его в шкаф, но одно плечико выходило наружу на несколько дюймов.
— Сначала я никак не могла понять, зачем здесь стоит шкаф. Одно было ясно — для гардероба он слишком узок. Я не могла закрыть его, когда ты стоял лицом к дверце. Но если повесить туда одежду, он тем более не закроется. А потом я подумала: как мог он так неожиданно появляться в комнате буквально за какую-то минуту? Значит, он здесь прятался, в этой самой комнате. Но не в гардеробе, если это действительно гардероб. У всех фокусников есть потайные шкафы, верно? И тут меня осенило: я вдруг вспомнила, когда я забрала у тебя пистолет, куда ты отступил, — видимо опасаясь, что я снова выстрелю, — ты отступил к стене, у которой стоит шкаф. И тут я представила себе того, кто был на твоем месте. Встань- ка туда.
Паскью встал и попробовал заглянуть за угол гардероба, но не смог. Гардероб полностью закрывал его, выступая еще на несколько дюймов.
А потом Софи обнаружила то, что почти невозможно обнаружить, — нехитрую конструкцию на пружинах, приходящую в действие, если на нее нажать, — она располагалась на боковой стенке шкафа, обращенной к углу комнаты. Перед ними открылась ниша, отделенная перегородкой от остальной части шкафа. Софи проскользнула внутрь и нашла там маленькую бронзовую ручку, с помощью которой боковая стенка встала на прежнее место. Ее улыбающееся лицо исчезло, и Паскью остался в комнате один.
В шкафу, когда он его открыл, было пусто. И тут он услышал голос Софи:
— Мне нужно было лишь легонько надавить на внутреннюю стенку — она сдвигается. Ты не заметил этого, потому что не искал. Закрой дверцы. — Он закрыл. — А теперь зажмурься.
Когда Паскью открыл глаза, она уже стояла рядом с ним, прижав к его виску указательный палец, а большой отведя в сторону.
— Бум, — произнесла она почти шепотом, — бум, бум, бум! Все — ты убит.
Бармен обслужил их и поспешил к следующему клиенту. Это был Счастливый Час, торговля шла бойко; мужчины пропускали по паре стаканчиков, прежде чем вернуться домой, к своим женам.
— И что ты намерен делать? Сидеть и ждать, как солдатская невеста? Почему нужно следовать его указаниям?
Она оглядела сидевших в баре мужчин. Похоже, она была здесь единственной дамой. Двое парней, совсем еще юных, старались перепить друг друга. Перед ними стояла бутылка виски. В углу сидел старик с одним-единственным стаканом пива. Весь день он так и не сдвинулся с места с тех пор, как Паскью с Софи вошли в бар. Никто из посетителей не был загримирован под мертвую голову со зловещей улыбкой.
— Помнишь квартиру Чарли Сингера? — спросил Паскью.
— Да, помню. По сути дела — одна большая комната.
Закрыв глаза, Софи постаралась представить себе это место: кухня, похожая на камбуз, ванная со стеклянным потолком и перегородками из матового стекла... И везде ширмы: за одной — кабинет, за другой — спальня. Чарли время от времени передвигал ширмы в зависимости от того, нужно ли было ему в тот момент скрыться или нет.
— М-м-м-м... — Она мысленно обвела взглядом квартиру. — Мебели почти не было.
— А помнишь вышитых на шелку бабочек?
— Нет. А что?
— Для меня это, пожалуй, самое яркое воспоминание. Шелк с бабочками на ширме, отделявшей спальню. Бабочки вышиты по диагонали, и впечатление такое, будто они летят. Все в радужных тонах.
Софи улыбнулась:
— Сколько ЛСД мы поглотили у Чарли на квартире! И каждого посещали восхитительные галлюцинации.
— Но тебе не мерещились бабочки?
— Бабочки — нет. Зато я видела розовых и зеленых мышек, которые исполняли «Мой путь» в ритме походного марша.
— Ты всегда умела хорошо пошутить! — рассмеялся Паскью.
— Надеюсь, ты не можешь сказать, что я потеряла чувство юмора.
— Определенно нет. Шутка с пистолетом — неплохое начало.
— Но я ведь позволила тебе забрать пистолет. А потом и вовсе забыла о нем. Убедив тебя, что пистолет не заряжен, я получила преимущество. Ведь ты мог наброситься на меня, и тогда стало бы ясно, что автор писем — ты.
— Если бы я действительно бросился на тебя?
И снова, как там, в зале, она приставила указательный палец к его виску, оттопырив большой.
— Бам!
Когда Паскью недоверчиво покачал головой, Софи сказала:
— Никогда не утверждай того, в чем не уверен.
Бармен делал вид, будто не замечает, что они хотят сделать очередной заказ, и Паскью пришлось самому идти к стойке, чтобы наполнить стаканы. Софи видела, что он налил двойные порции, и спросила:
— А если бы оказалось, что это обычный шантаж, ты заплатил бы?
— У меня не было никакого плана, Софи. Это ты приехала с пистолетом, — ответил Паскью.
— А что, если этот парень даст огласку случившемуся с Лори Костров?
Паскью пожал плечами.
— Ну давай, Сэм, думай. Ты ведь сказал, что работаешь адвокатом. Что тогда будет?
— Мы убили ее, — ответил он. — В конечном счете, мы вместе ее убили. А теперь сама подумай, что будет.
Какое-то время они еще поговорили, близко наклонившись друг к другу и обсуждая свои тайны, и собрались уходить. Мужчины все еще выпивали и веселились, но в них уже чувствовалась нервозность; одно дело «задержаться», другое — «сильно опоздать». Что скажет жена?
Старик в углу сидел, все так же склонившись над пивом, и теперь чему-то улыбался.
«Здесь не только Сэм, — думал он, — но и Софи Ланнер». Он почувствовал себя охотником, удачно расставившим капканы.
Эллвуд предупреждал его:
Ничего сложного — все очень просто. В этом все дело. Их новая жизнь — с Карлой — будет совсем простой. Никакой сумятицы, никакой путаницы, прошлое будет стерто из памяти, как рисунок с грифельной доски.
«Эллвуд получит свое. Я — свое. За это надо выпить». Он поднял стакан и осушил его до дна. Великий Зено — иллюзионист.
Паскью и Софи пешком возвращались в «Паллингз», освещаемые неярким послеполуденным солнцем, от которого небо на горизонте окрасилось в зеленовато-желтый цвет. Море было спокойно.
— Давай навестим жену Ника Говарда, — предложила Софи.
Глава 10
Валлас застыл, словно окаменев, сидя в своем офисе с окнами на набережную. Лихтер[3], пыхтя, взбирался вверх по реке, плоскодонный уродец, с грациозной легкостью преодолевающий течение. В сгущающихся сумерках он наблюдал за его продвижением, за тем, как расходятся ровные волны по обе стороны от лихтера.
Вот уже двадцать минут приходилось выслушивать от Хилари Тодда избитые истины, и это порядком
