Она танцевала на воде, а может быть, и в воздухе – легкая пыль голубой пастели поднималась от ее ног. Спина ее была слегка изогнута, руки тянулись вперед и вниз. Левая нога была чуть впереди, длинная мягкая юбка спадала немного назад, на ее гибкие икры. Лицо ее было повернуто в сторону, и виден был лишь изгиб щеки, всего один мазок, но если бы вы прошли мимо нее по улице, то уж конечно узнали бы мгновенно. Линии были проведены с такой уверенностью, с такой плавностью, что вы явственно ощущали движение ее рук и ног, на мгновение приостановленное, но готовое уже в следующий миг возобновиться. Она была сама грация, само движение, сам свет, ошеломлявшие взор.
Кемп отвернулся от картины и довольно холодно протянул Кэлли руку.
– Я так понимаю, мы, возможно, будем конкурентами.
Его рукопожатие оказалось сухим и испытующе сильным. Кэлли про себя улыбнулся расхожему предположению, что слабое рукопожатие – стало быть, и мужчина слабый. Кэлли держался чуть позади Кемпа и рассматривал эскиз, пока нетерпеливость Кемпа не вылилась наружу.
– Брайант говорит, что вы здесь не для своих целей.
– Для клиента.
Эскиз Дега был водружен на мольберт и помещен в самый центр комнаты, что откровенно претендовало на особое внимание: вот это предлагается, и ничего больше, именно это. А если вас беспокоит слишком высокая цена, то и не смотрите. Глаза Кемпа снова вернулись к эскизу. Кемп был довольно стройным мужчиной, среднего роста, каштановые волосы с сединой были слегка взъерошены, будто он стоял на ветру. Чувствовалась в нем и напряженность, возможно просто сдерживаемая энергия. Довольно худое лицо, а под глазами и по линии челюстей – первый, легкий намек на дряблость. Он чем-то был похож на бывшего спортсмена, но не из команды, нет, скорее на бегуна на средние дистанции, на кого-то, кто должен сражаться со временем.
– Мы ждем предложений в течение ближайших двух недель, – сказал Брайант.
– Отлично, – ответил Кэлли. – Завтра я позвоню своему клиенту. А в Англию я вернусь задолго до окончания вашего срока. Как вы обычно проводите аукцион?
– Два тура предложений цены. Проводим и третий, если какая-нибудь из заинтересованных сторон отрывается от других... ну, скажем, на три – пять тысяч долларов. В таком случае проводится еще тур на основе лучшего предложения.
– И внезапный конец, – сказал Кэлли.
– Да, в результате, – вздрогнул Брайант.
– А как насчет происхождения...
– Картина аттестована несколькими специалистами. Нет никакого сомнения в том, что это Дега. Я, разумеется, предоставлю вам копии этих документов.
– А что вы думаете?
Было очевидно, что замечание Кэлли было адресовано Кемпу, которого оно застигло врасплох.
– Что думаю? – спросил он. Его пристальный взгляд вернулся к эскизу, и он помедлил. А Кэлли ждал, пока он оценит невыразимое. Наконец Кемп сказал: – Безупречно.
Кэлли ощутил себя выигравшим сразу несколько очков. Он подошел к эскизу на пару шагов поближе. Танцовщица застыла в движении, музыка – вокруг нее, ожидая, когда можно будет нарушить молчание.
– Да, – сказал Кэлли, – думаю, что мы можем поднять цену за эту маленькую плясунью.
Нью-Йорк был угрюмым, видно, раздраженным самим собой. Накрапывал дождь, и повсюду в городе дорожное движение замедлилось. Выйдя из галереи, Кэлли пешком поднялся по Второй авеню, потом направился на запад. На Тридцать второй стрит строительные рабочие орали друг на друга, перекрикивая тарахтение генератора, оглушительное и частое, как очередь автомата системы Бофора. Прибавь прохожие шагу, они бы уже перешли на рысь. Для нищих был неудачный день.
Кэлли нашел какую-то забегаловку и заказал себе кофе. Надо узнать своего врага. Ему было необходимо повидать Кемпа, придать его голосу лицо, взглянуть в это лицо, стоя рядом. В какой-то другой момент такое противостояние могло бы принять иной характер, но пока и этого было достаточно, чтобы иметь некоторое представление об этом человеке.
Кэлли вспомнилось, как то ли семь, то ли восемь лет назад он узнал, что на его участке появился неизвестный ему преступник. Позвонили из Глазго, и сержант из сыска сообщил, что некий опасный убийца направляется на юг. Из слов сержанта складывалось такое впечатление, что значительная часть коек в больницах Глазго занята людьми, которые так или иначе досадили этому типу. Заходили, к примеру, в такие места, где им появляться не следовало. Или говорили такие вещи, говорить которые было неблагоразумно. Смеялись в грустную для него минуту. Или просто физиономиями не вышли.
Кэлли тогда устроил все так, что сам он сидел за выпивкой в одной пивнушке в тот вечер, когда этот самый «трудный случай» обязательно должен был изобличить себя. Правда, пришлось подождать полчаса, пока это случилось. И вот этот тип вошел, вид у него был, как у коварной ласки в костюме делового человека. Он заказал себе выпить и уселся за столик. Время от времени в пивнушку заходили люди, о чем- то советовались с ним и снова уходили. Его светло-голубые глаза вообще ни разу не поднимались и смотрели только на столик перед ним. Узкие плечи, худое красноватое лицо. Все это было обманчиво. Кэлли отлично знал, что смотрит на опасного человека. Он сочился злом и жестокостью, казалось, что они проступали вместе с его потом, были в его крови, как среда, в которой он вырос. Но Кэлли увидел и нечто еще, некую особенность. Это была какая-то абстрактная ненависть, ненависть, столь жгучая, столь всепоглощающая, что даже не было и нужды беспокоиться о всяких мелочах: к кому, почему она есть и почему вдруг ее нет... Все это означало, что человек просто не знал, когда нужно остановиться, или не хотел знать.
Спустя пару месяцев Кэлли пришлось охотиться за этим человеком. Он потом с радостью вспоминал о тех нескольких минутах в пивнушке, когда он оказался просто наблюдателем, оценивавшим глубину ненависти преступника. В Кемпе этого не было. Тот шотландец был виден насквозь. Кемп намного опаснее, и Кэлли понимал это. Кемп покупал и продавал людей, подобно тому шотландцу. Он использовал их как отмычки к дверям. Кемп получал желаемое не потому, что бился за него, но потому, что где-то глубоко внутри знал: он уже обладает этим. В мире есть люди как люди, а есть такие, как Гуго Кемп.
Девушка в красном клетчатом платье приостановилась возле столика Кэлли, и он позволил ей снова наполнить свою чашку. Было важно правильно рассчитать время. Он медленно допил свой кофе, потом снова вышел в суету и толкотню улицы и поднял руку, останавливая такси. Все вокруг было наэлектризовано неразрешенными проблемами. Кэлли смотрел из машины на людей: отцы – биржевые маклеры, дети – рабочие при ресторанах, мамаши – проститутки, мужья – водители такси, невесты – официантки, племянники – убийцы... У каждого было по две роли. Полицейские – иуды.
Девушка за стойкой улыбнулась, взяв его билет.
– Я хотел бы знать, – сказал он, – зарегистрировался ли уже мистер Гуго Кемп?
– Да, – ответила девушка, нажав клавишу компьютера, – мистер Кемп зарезервировал место.
– Не могли бы вы посадить меня рядом с ним? Мы с ним коллеги, нам надо поговорить. Я немного поздно попал сюда.
Она снова улыбнулась и вручила Кэлли его посадочный талон.
– Чего вы хотите? – спросил Кемп.
Кэлли застегнул свой пристежной ремень и огляделся. Салон для пассажиров первого класса был наполовину пуст.
– Потолковать, – ответил он.
– Как вы узнали, что я буду в этом самолете?
– Я знаю, что вы живете в Таксоне. Где-то около Таксона, да? В любом случае это было несложно. По моей просьбе проверили список пассажиров и сразу же нашли там вас.
– Еще до того, как вы прилетели в Нью-Йорк?
– Разумеется.
– Брайант не назвал мне вашего имени.
– Дэвис, – сказал Кэлли.
Кемп некоторое время молчал. Кэлли решил не нажимать. Он смотрел, как редкий дождик рисует ломаные линии на стекле.
– Вам пришлось здорово похлопотать, – заметил Кемп. Он был заинтригован, возможно, даже слегка
