– Выходка рогоносца, – сказал Порфириу. – Я так и предполагал.
Одна из мух села на черную, блестящую губу Порфириу. Он ее прогнал, махнув сигарой.
– А тебе хотелось бы, чтобы она уехала? – спросил Порфириу.
– Надо.
– Любовь?
– Да.
– Будет очень плохо для меня, если дело примет дурной оборот, – проворчал Порфириу. – Будет очень плохо для моего сердца. Я ведь буду не в Венесуэле, понимаешь, Тонио.
– Я тоже буду не в Венесуэле, если для нее дело примет дурной оборот, и все неприятности – даю тебе слово – я возьму на себя, – сказал Антуан.
Веки Порфириу поднялись полностью (этого с ним не случалось почти никогда), и глаза Порфириу, вдруг чистые и проницательные, внимательно посмотрели в глаза Антуана.
– Буэно, – сказал Порфириу. – Я договорюсь с капитаном. Это хороший грек. Он пропустит женщину вместе с грузом накануне отплытия.
– Ты настоящий друг, – сказал Антуан. – Назови твою цену. Она богата.
Порфириу снова опустил веки. Он долго считал, потом вздохнул. Потом сказал:
– Нет, Тонио, денег не надо.
– Но, – воскликнул Антуан, – я не хочу, чтобы ради меня…
– Это не ради тебя, это назло рогоносцу.
Он потянул вверх рубашку и оголил свой живот. Около пупка был виден глубокий шрам.
– Вот что сделал мне один рогоносец, – сказал Порфириу. – Так что понимаешь…
– Легко отделался.
Ничто в квартире Кэтлин не говорило о том, что она собирается навсегда покинуть ее этим же вечером.
Все чемоданы были пусты, вся одежда оставалась в шкафах и туалетная сумка стояла на своем обычном месте. Старая служанка мыла на кухне посуду. Мария разговаривала с ней и одновременно ела варенье.
У нее уже было под платьем немного белья и вещей, которые она должна была отдать Кэтлин на улице. Это немногое терялось в ее массе.
Кэтлин и Антуан сидели в той комнате, которую они обычно предпочитали, из-за того, что она была самая прохладная, и еще потому, что она сообщалась, благодаря винтовой лестнице, с террасой на крыше.
Антуан зажег сигарету от сигареты и сунул новую зажженным концом в рот.
Он выругался.
– Антуан, – сказала Кэтлин, нежно смеясь, – ты прямо умираешь от страха.
– Я же ведь остаюсь.
– На один день, всего только на один день.
Она даже не задумывалась о риске, связанном с ее тайной посадкой. Ничего плохого с ней уже не могло произойти.
Она чувствовала, что Антуан теперь находится всецело с ней, для нее, в ней.
– Льюис – это грязный полицейский, но он очень сильный, – проворчал Антуан.
– Ты знаешь инспектора Льюиса? – тихо спросила Кэтлин.
– Слишком хорошо, – сказал Антуан.
На мгновение дыхание старого страха снова коснулось Кэтлин. Но тотчас она испытала чувство огромного облегчения. Она поняла теперь, кто так хорошо информировал Антуана. Это был не призрак. Это было его дело.
Антуан украдкой посмотрел на Кэтлин. На губах у нее играла подбадривающая улыбка.
Она сказала вполголоса:
– Вдвоем, Антуан, мы победим инспектора.
Время шло.
Антуан и Кэтлин сидели лицом к лицу, почти не разговаривая. Старые облицовочные плитки окрасились в холодно-розовый цвет сумерек.
– Перед отъездом я выйду на террасу, – сказала Кэтлин, – посмотреть последний раз на Лиссабон. Это город, где я была счастлива.
Антуан выкурил еще одну сигарету. Пепел падал ему на колени. Он этого не замечал. В дверь постучали. Антуан резко вздрогнул.
– Пойдем, милый, – сказала ласково Кэтлин, – ты же видишь… это всего лишь Жозе.
Антуан тихо ругнул самого себя. Потом он увидел, что у Янки необычный вид, и опять забеспокоился.
– Ну что? – резко спросил Антуан.
– Я видел того мужчину, которого вы боитесь, – сказал Жозе Кэтлин.
– Я больше не боюсь, Жозе, – сказала она.
– Около дома? – поспешно спросил Антуан.
Это вполне отвечало бы их планам, потому что выходить Кэтлин должна была через двор и еще через несколько связанных друг с другом дворов, чтобы оказаться в конце концов на достаточно удаленной улице. Но Антуан не мог всего этого сказать. Мальчик ничего не знал об отъезде Кэтлин.
– Нет, – сказал Жозе. – Это было около фуникулера, когда я брал свои газеты.
– И что? – спросил Антуан.
– Он заплатил мне двойную цену за мою пачку газет, а потом дал мне для тебя письмо, – сказал Жозе.
Антуан попятился было назад, но прежде чем он закончил это движение, Жозе уже извлек из-под рубашки конверт и отдал его. После чего у него уже больше не осталось сил; ему показалось, что он сидит в баре с обшитыми деревом стенами, с винными бочками и с алчным нетерпением ждет, чтобы Льюис продолжил свой рассказ.
Антуан осторожно вскрыл конверт и прочел:
Антуан прошептал:
– Подарок?
Его пальцы порылись в глубине конверта и наткнулись на маленький кусочек фотопленки и маленькую фотографию.
– Отведи-ка Янки на кухню и дай ему, что он захочет, – сказал Антуан Кэтлин.
Выходя из комнаты, Кэтлин несколько раз обернулась.
Лицо Антуана ничего не выражало.
– Какое-нибудь новое затруднение? Что-нибудь серьезное? Я не смогу уехать, да? – спросила Кэтлин.
Она вернулась очень быстро и ей немного не хватало дыхания.
Антуан был на ногах. Он держал правую руку на уровне своего лица, слегка согнув пальцы. Он смотрел на ладонь этой руки.
– Антуан, скажи мне, скажи мне, – умоляла Кэтлин. – Я не смогу уехать?
– Почему же, напротив, и ты едешь, и я тоже еду, – возразил Антуан.
Затем он сказал:
– И даже, чтобы все устроить наилучшим образом, с нами будет третий.
Антуан не изменил своей позы. Его глаза были устремлены все туда же.
– Так будет гораздо интереснее, – сказал он. И насмешка – низкая, жестокая, неприличная – исказила его черты, одну за другой.
