некоторые приказы.
– Так, значит, это очень скоро?
– Довольно…
– Когда?
Он замолчал в нерешительности.
– Завтра? – шепотом спросила молодая женщина.
– Да… в полдень.
Как только он произнес эти слова, ему показалось, что на него нашло умиротворение. У него возникло ощущение, что самое трудное уже сделано. Фронт уже овладел его существованием. О муках, подстерегавших его там вместе с опасностями войны, он пока не думал. Эрбийон… мучительный экипаж… – это было мужским делом. А в данный момент единственный объект его заботы сейчас стоял перед ним с искаженным лицом, с уставившимися в одну точку глазами, и ему захотелось успокоить жену. До этой минуты он даже не осознавал, до какой степени он любит Элен и насколько бескорыстна его любовь. Он взял ее за руки, погладил их. Вдруг он почувствовал, как они вцепились в него, холодные, одеревеневшие.
– Зачем так волноваться? – спросил Клод с улыбкой, которую ему удалось сделать искренней. – Мы будем не больше в опасности, чем…
– Это неправда! – прервала Элен. – Я слышала разговор дневальных, видела лица твоих товарищей, а ведь они не из пугливых.
У Мори вырвался жест бессилия.
– Клод! – воскликнула молодая женщина, охваченная каким-то безумием. – Клод, я не хочу… помешай этому, ты ведь здесь начальник. Бойня… люди, сгорающие заживо… это недопустимо, невозможно! Ты… остальные… обуглившиеся останки… Я не хочу… Я не могу…
Она приникла к его плечу, прижалась, приткнулась к нему. А Клод, несмотря на то, что его душа разрывалась от зрелища этого страдания, почувствовал себя полным сил и в безопасности, ибо решил, что причиной его был он.
Он поднял ее голову, уткнувшуюся ему в грудь, и заговорил, как гипнотизер:
– Послушай меня. Послушай меня хорошенько. С нами ничего не может случиться, я тебе обещаю. Я буду бдительным, внимательным, будь спокойна.
Он еще долго продолжал в том же духе, тогда как она смотрела на него неподвижным, недоверчивым взглядом потерянного ребенка.
Задребезжал телефон. Мори взял трубку и через несколько секунд ответил:
– Разумеется, нет, полковник. Представьте себе, ведь завтра мы возвращаемся на фронт.
Он повесил трубку и, довольный переменой темы, пожав плечами, объяснил:
– Они там в штабе с ума посходили! Просят одного добровольца инструктором в Фонтенбло. И это накануне наступления!
Элен оперлась на стол, заваленный бумагами. Комната поплыла у нее перед глазами.
– Что ты хочешь сказать? – пробормотала она. – Инструктором в тыл… Спасение?
Мори остановил ее жестом, в который постарался вложить всю свою нежность, и дрогнувшим от признательности голосом ответил:
– Не думай о невозможном, умоляю тебя.
Внезапно он замолчал. Взгляд его жены загорелся неподдельной ненавистью.
– Так, значит, вы никогда не перестанете играть в героев, – сказала она и, не обернувшись, вышла.
Клод не попытался ни остановить, ни догнать ее. Времени у него оставалось впритык, чтобы встретить Тели. Да и что еще Элен могла добавить к тому страху за него, который она уже продемонстрировала?
Глава IX
Эрбийон пришел к Памеле гораздо раньше, чем было условлено, спеша укрыться в единственном месте, где он чувствовал себя защищенным.
Певица провела его в комнату, которую она называла кабинетом для особых случаев и которая со своими шторами из кретона, креслами, обитыми репсом, и диваном в стиле Луи-Филиппа сохранила вид забытой временем гостиной.
В большом зале находилось еще несколько солдат, игравших в карты. Эрбийон рассеянно прислушивался к постепенно затихавшему шуму. Он не хотел предоставить своим мыслям свободы.
Когда Памела пришла сказать ему, что она отослала дневального эскадрильи, присланного Мори, стажер ничуть не встревожился. Наверняка Клод, с обычной для него рачительностью, хотел его видеть по каким- нибудь незначительным, несрочным служебным делам. Эрбийон продолжал ждать, ни о чем не думая, словно в состоянии какой-то подвешенное™.
Легкие шаги заскрипели по гравиевой дорожке сада. Вошла запыхавшаяся Дениза и воскликнула:
– Завтра вы отбываете. Ты возвращаешься на фронт.
Эрбийон ощутил, как по его жилам растекается чудесное веселье. Так, значит, заколдованный, порочный круг разрывался сам собой! Так, значит, все так быстро и легко уладилось, разрешилось! Он испугался, что неправильно понял.
– Ты уверена, ты уверена? – спросил он, и радость, еще сдерживаемая, но уже готовая вылиться наружу, озарила его лицо.
– Клод сказал мне об этом. Это ужасно…
У стажера вырвался смешок, заставивший Денизу вздрогнуть.
– Ты же не думала, дорогая, что мы до конца войны просидим в Баи?
Он приблизился к ней, чтобы ее поцеловать. Она резко его оттолкнула.
– Слушай дальше, – приказала она, – вы отправляетесь на участок наступления. Вы будете днем и ночью находиться в опасности. Три четверти эскадрильи не вернется обратно.
– Посмотрим… Зачем думать о том, что от нас не зависит? Ты здесь… я счастлив.
– На один вечер! И тебе этого достаточно! – воскликнула Дениза. – После этого, отделавшись от меня, ты улетишь удовлетворенный, успокоившийся. Ты будешь со своими дорогими товарищами, окажешься в своем дорогом экипаже, будешь летать со своим дорогим Клодом…
Черты молодой женщины исказились от такого едкого сарказма, что Эрбийон даже не услышал последних слов и, внимательно вглядевшись в нее, спросил:
– Дениза, ты в своем уме? Что зависит от меня в этом отъезде, о котором я даже узнал-то от тебя самой? Разве ты не видела, что я всем жертвую ради тебя?
– Тогда останься!
Эрбийон взял в свои ладони лицо любовницы, погладил его.
– Ну же, дорогая, – попросил он, – приди в себя. Неужели ты бы предпочла, чтобы меня расстреляли?
Дениза высвободила свое лицо, пристально посмотрела на Эрбийона и сказала:
– Когда я была в конторе, позвонили из штаба и попросили одного добровольца инструктором в Фонтенбло.
– Ну и? – спросил Эрбийон, не понимая, к чему она клонит.
Дениза ничего не ответила, но блеск ее глаз стал резче, ярче.
– О! Дениза! – пробормотал Эрбийон. – Неужели ты не подумала… Нет?… Ты могла?… Мне окопаться?… Попросить Клода, чтобы он отослал меня в тыл, в то время как Тели, все остальные пойдут в наступление? О! Нужно быть женщиной, чтобы задумать такую подлость!
Выражение поразительного унижения появилось на лице молодой женщины.
– Оскорбляй меня еще… сколько захочешь, Жан, – сказала она, – но только останься. У меня нет чести, в целом мире у меня есть лишь ты. Жан, мой мальчик, я не хочу, чтобы тебя пробили пули, чтобы тебя сжег огонь.
Она была так красива и так страдала, что Эрбийон простил ей ее попытку.
– Я не могу оставить своих товарищей, – мягко сказал он.
– Я люблю тебя, – ответила Дениза.
– Что бы сказал Тели?
