карты, твоя волшебная палочка и букеты цветов и сигареты — всё это для меня слишком большие вещи.
Профессор кивнул:
— Я тебе уже говорил: случай сложный. Все ученики в мире учатся тому, что умеет делать их учитель, — будь то ученик булочника, или жестянщика, или портного, или сапожника…
— Или мясника, — добавил Максик и захихикал.
— Да, и он тоже, — подтвердил Йокус. — Ты же будешь единственным в мире учеником, который будет учиться тому, что твой учитель не умеет и не может делать.
— Но ты можешь всё!
— Разве я могу спать в спичечной коробке? Или летать верхом на Минне по комнате?
— Ты прав. Этого ты не можешь.
— Или могу я, например, — продолжал профессор, — высунуться из кармана? Могу я по занавеске взобраться на карниз? Или пролезть сквозь замочную скважину?
— Нет, не можешь! Ой, сколько ты всего, оказывается, не можешь! Вот здорово!
— Здорово или нет, — продолжал профессор, — но это так. Ты ученик фокусника, а я твой учитель, и я научу тебя вещам, которых сам делать не могу.
На этом месте их прервали. В комнату вошёл официант. Он принёс коньяк и порцию ананасного торта. При этом он чуть не сбил с ног манекен.
— Вот те на! — воскликнул он. — Это ещё кто такой?
— Это красавец Вольдемар, — представил его Йокус. — Наш дальний родственник.
— Красивый малый! — сказал официант. — А фамилия у него есть?
— Фамилия его Чурбанн, — очень серьёзно ответил Максик. — Вольдемар Чурбанн.
— Чего только не насмотришься в гостиницах! — заметил официант. Он отвесил манекену поклон и, сказав: — Желаю приятно провести время в Берлине, господин Чурбанн! — вышел из номера.
Когда профессор выпил свой коньяк, а Максик, орудуя крошечной серебряной вилочкой, отломал кусочек ананасного торта, у них начались занятия.
— Недавно ты наблюдал, как я обвёл вокруг пальца директора Хинкельдея, начал урок профессор.
— Наблюдать-то я наблюдал, да ровным счётом ничего не видел. Даже вот номер с очками. Я их заметил уже на твоём носу.
— А хочешь знать, как я этому научился? Ведь когда-то я тоже был учеником и должен был долго- долго тренироваться.
— На чём?
— На манекене, одетом в синий костюм.
— Правда? И на таком же красивом, как Вольдемар?
— Вольдемар куда красивее, — признался профессор. — Но мы не позволим этой сногсшибательной красоте сбить нас с толку. Кроме того, если ты каждый день будешь лазить по нему вверх и вниз, он, пожалуй, не покажется тебе таким прекрасным?
— Что ты сказал? — испуганно спросил Максик. — Каждый день лазить вверх и вниз?
— Да, сынок. От воротника до башмаков и от башмаков до галстука. Сверху вниз и снизу вверх, в карманы и из карманов. Проворно и быстро, как белка, и бесшумно, как муравей в тапочках. В общем, научишься. Ведь вы, Пихельштейнеры, знаменитые гимнасты.
— Йокус, а для чего мне надо этому учиться?
— Для того, чтобы ты мог помогать мне в цирке. Я буду приглашать в манеж очень достойных джентльменов и дурачить их ещё искуснее, чем делал это до сих пор.
— Тогда ты и я… нет, тогда я и ты… нет, опять не то… тогда мы с тобой будем шайкой разбойников.
— Вот именно.
— Ты атаман. А я кто?
— А ты — Невидимка Верхолаз.
Маленький Человек потирал руки. Он это часто делал, когда чему-нибудь очень радовался.
— Это годится для песни! — крикнул он. И тут же запел: — «Я Невидимка Верхолаз… на Вольдемара влез сейчас…»
— Ну, а дальше?
— А дальше твоя очередь.
— Хорошо, — сказал профессор и запел: — «А после я и Йокус покажем… в цирке…»
— «Фокус»! — заорал Максик. — Теперь давай ещё раз с самого начала. Только как можно громче!
Профессор поднял руки, как дирижёр, и взмахнул ими, давая знак вступить. Они заорали в обе глотки:
Маленький Человек восторженно захлопал в ладоши.
— Пожалуйста, споём ещё три или четыре раза. Очень хорошая песня получилась!
И они пели и пели до тех пор, пока в комнату не постучал официант. Он спросил озабоченно, не заболел ли кто из них или, не дай бог, оба сразу.
— Нет, мы совсем здоровы! — крикнул Маленький Человек.
— Мы просто спятили, — объяснил профессор.
Они медленно пропели ему свою песню, а потом спели её уже втроём.
Позднее в комнату вошла горничная. Она была ещё больше взволнована, чем официант. Но её тоже быстро успокоили. Теперь они уже пели вчетвером. Получилось что-то вроде концерта. Только немножечко хуже.
Вечером Максик, потягиваясь и зевая в своей спичечной коробке, сказал:
— Значит, это был первый день моего обучения.
— Да, и притом самый лёгкий, — добавил профессор. — С завтрашнего дня мы начнём работать. Потушите-ка свет, Невидимка Верхолаз.
— Слушаюсь, господин атаман!
Максик выключил свет. В окно светила луна. Красавец Вольдемар стоя спал посреди комнаты. Голубки Минна и Эмма устроились рядышком на его деревянной макушке. Конечно, это было не так удобно, как на шкафу, но зато что-то новое!
Профессор захрапел. А Маленький Человек тихонько напевал про себя:
На этом месте глаза его стали слипаться.
Глава 8
