несправедливость мира, которую никто не сумеет исправить, даже эта странная женщина.
И она начала бормотать какие-то жалкие слова, которые и в ямку нашептать стыдно, но Мардж их выбалтывала, не в силах остановиться, чуть ли не подвывая.
– Я не знаю своей цены, никогда не знала, всегда пересчитывала на чужие деньги, мерила чужой линейкой; не понимала, красива ли, поэтому судила по числу мужчин, которые меня хотят; таланта своего не чувствовала – раз печатают, значит, есть что-то. По тиражам своё место представляла; ну и сколько платили, столько и стоила. Хорошая? А это как другие скажут. А теперь отняли все шкалы и таблицы, кто теперь будет судить, кто даст знак, кто определит мою цену? Меня ведь теперь все хотят, вроде как самая горячечная мечта сбылась, весь мир к твоим ногам, славы, денег, мужчин сколько пожелаешь. Только они всегда были нужны не сами по себе, а как система координат, чтобы место своё знать, а теперь всё сломалось, сломалось, я ни слова не могу написать, ни шагу ступить, потому что кто же скажет, хорошо или плохо?
– Не надо равняться на людей, дочка. Иди, будто несёшь на голове кувшин.
– Никогда так не умела, а теперь точно не получится. Их слишком много вокруг, Гуара, невозможно сделать вид, будто никого, кроме меня, не существует.
– Уходи туда, где нет людей.
– Да где же их нет? – спросила Мардж устало.
– Там, где они не могут жить.
– Так там и я не смогу.
– Тогда стань рыбой и плавай в море, обернись птицей и летай, беги в лес и будь койотом.
Мардж хотела ответить, но услышала, что кто-то идёт. Обернулась и увидела запыхавшуюся Карен:
– Мне показалось, вы меня звали.
– Вовсе нет, я… – Мардж собралась представить ей Гуару, но той уже не было рядом, только серая тень мелькнула в отдалении. «Или я задремала, или свихнулась наконец-то, что неудивительно. Но Карен об этом знать незачем». – Я пела.
– Вы? Пели?
– Со мной иногда такое случается. Но для всеобщего спокойствия будет лучше, если никто этого не услышит. Я очень плохо пою.
Душной августовской ночью Мардж очнулась от привычного кошмара, но он и не думал прекращаться – длинные чёрные руки всё-таки добрались до горла, зажали рот и нос вонючей тряпкой, потащили куда-то, и Мардж, теряя сознание, всё-таки успела прикрыть ладонью то, что висело на груди вместо крестика. Ночной воздух слегка рассеял вещество, которым её пытались усыпить, но Мардж всё равно утратила возможность сопротивляться и происходящее воспринимала с некоторой задержкой. Тело, перепачканное тёмным, лежит на пороге дома, – и только у ворот она понимает, что это окровавленная Карен. Мардж запихивает в машину человек с тёмным лицом, но лишь когда мотор начинает чихать, она осознаёт, что похититель не в маске, его кожа действительно глубокого чёрного цвета, такого уже не встретишь в Америке. Во время крутого разворота она повсюду видит мешки – да это тела… сколько же народу полегло здесь, почему она не слышала выстрелов… выстрелов. Этот глухой хлопок – выстрел, человек за рулём заваливается на бок, машина катится, но останавливается, увязнув в чём-то мягком, дверь рывком открывается, и мёртвая Карен протягивает руки, грубо хватает Мардж за плечо и тащит наружу.
– Мы должны бежать! И охрана, и нападавшие перебиты, хотя этот всё-таки сумел к нам прорваться. Мне пришлось его застрелить, но если где-то прячется ещё один отряд террористов, мы пропали. Да шевелитесь же вы, чёртова кукла!
Она дёрнула Мардж, и та упала.
– Вы ранены? – Карен всмотрелась в её глаза. – А, под газом. Эта тачка еле дышит, сейчас выведу вашу.
– Ноутбук, – едва ворочая языком, проговорила Мардж, – никуда не поеду без ноутбука.
Карен ничего не сказала, кинулась в дом, буквально через мгновение оказалась на пороге с курткой и красной сумкой, в которой Мардж носила компьютер. Вывела из гаража старенькую машину, забросила Мардж, как куль с сеном, на заднее сиденье и рванула подальше от дома. Автомобиль то и дело подпрыгивал.
– Да не трясите же так, меня вырвет.
– Это трупы, проклятая ты сука, – прошипела Карен, – люди, погибшие из-за твоей жирной задницы, их не объехать, слишком много…
– Не ругайте, не ругайте меня, я не виновата, – скулила Мардж от страха и горя.
– А кто виноват? Я убила сегодня человека, и это не последний, кто погиб по твоей милости. Знаешь, кто они?
– Откуда… мне не говорили.
– Откуда? Конечно, ты зарыла башку в песок, боялась смотреть новости, не то бы догадалась. В Африке начинается голод, старые запасы съедены, урожаи гибнут. И кто в этом виноват?!
– Это не я!
– Дура. В этом-то ты не виновата, но тамошние безумцы вбили себе в голову, что богиня плодородия, Мать-Земля, отвернулась от них, потому что нет больше женщин с могучими бёдрами и полными грудями. Так говорят чёртовы легенды. И они решили, что ты должна стать богиней. Писали запросы нашему правительству, но их послали и высмеяли на весь мир. Никто не ожидал этой дикой атаки. Они, видно, всерьёз поверили, что выживание племён зависит от твоей задницы.
Мардж поймала в зеркале лихорадочный взгляд Карен. На щеке у той запеклась кровь из рассеченного виска, придавая безумный и отчаянный вид сухому интеллигентному лицу.
– Карен, какого дьявола. – Мардж потихоньку приходила в себя, и поток оскорблений начал её задевать. – Если правительство проворонило теракт, при чём тут я?
Карен отвлеклась от управления, обернулась и посмотрела на неё с любопытством, как на говорящую кишечную палочку.
– Поразительно эластичная психика, – пробормотала она себе под нос. – Если бы не было вас, – отчеканила, снова становясь вежливой, – не было бы этих смертей. И тех, что могут последовать. Но уж я постараюсь, чтобы этого не случилось.
– Ого. И как вы этого добьётесь? И куда вы меня, кстати говоря, везёте?
– Вообще, – светски ответила Карен, – я собиралась вас убить. Но тут пришла мысль получше.
– Так-так, – подбодрила её Мардж, внутренне подбираясь на случай внезапного нападения.
– В ста милях отсюда осталась розовая пирамидка, единственная на континенте. Едем туда, и пусть инопланетяне вас заберут.
– Да вы свихнулись! Они улетели, оставив пустые коробки. Никто не откликнется, сколько бы я ни долбилась. В сети писали, что первое время к ним ломились тысячи, пытаясь что-то выпросить, но всё без толку.
– Что ж, тогда я вас пристрелю.
– Тогда уж проще прямо сейчас, чего тянуть.
– Я не убийца, у каждого должен быть шанс. Тем более, я привязалась к вам, Мардж. Сама по себе вы неплохая, весёлая и сильная, если бы не горе, которое тянется следом…
Мардж вдруг ослабла. Её везли на верную смерть, но сил для споров или сопротивления не осталось. Тело колотила крупная дрожь, и Карен, как всегда внимательная, сказала:
– Наденьте куртку, там, рядом с ноутбуком.
Мардж была в тонкой ночной рубашке, забрызганной чужой кровью, поэтому безропотно завернулась в старую байкерскую косуху, которая досталась ей вместе с домом и всё это время провисела в прихожей. Куртка оказалась огромной и неудобной, но сразу стало теплей. Мардж завозилась, устраиваясь поуютнее, сунула руки в карманы и нащупала в правом что-то тяжеленькое. Похоже, кастет – у хозяина было бурное прошлое.
Это шанс. Но Мардж ни разу не ударила человека, не могла, пусть даже этот человек – психопатка, везущая её на верную смерть. Может быть, ещё недавно и сумела бы, но в ней совсем не осталось сил,
