кандидата на эту должность, чем Баташев, полковник и не искал: он освобождался от беспокойного человека, вполне пригодного для роли кадия в походной и боевой обстановке.
Астемир понял, что решается его судьба, а может быть, и судьба его детей. Он не испытывал прежнего замешательства и, чувствуя себя как на краю пропасти, отступил на шаг.
— Я не гожусь для этой должности, господин полковник.
— Как это так «не гожусь»? Я-то ведь подумал, годишься ты или не годишься?
— Я недостоин этой чести, и у меня дети. Позвольте, господин полковник, не согласиться с вашим предложением.
— Если не нравится тебе предложение, ты получишь приказание. Что скажешь?
— Видит аллах, мне больше нечего сказать, господин полковник, я все сказал.
— Все скажу я, не ты, вдовий сын! Я буду кончать разговор, а не ты. И в самом деле — бунтовщик… Подумайте, не нравится мое предложение! Срок — до завтра. Ступай и подумай. Ему не нравится… А? Что скажете?
Уже совсем стемнело, когда Астемир сел в седло. Нелегкая задача встала перед ним, но он ни словом не обмолвился об этом перед гостеприимными хозяевами, у которых оставлял коня, и, как ни уговаривали его, поспешил домой.
Он немного успокоился, только когда вместе с конем, поводящим ушами и раздувающим ноздри, почуял знакомые запахи аула.
Спустилась ночь. В дымку уходил на западе молодой месяц, приближались тени знакомых акаций и первых строений аула. Лениво лаяли собаки, и трудно было Астемиру поверить, что ни с того ни с сего он вдруг может навеки расстаться с аулом, с семьей… «Нет, — твердо решил он. — Пусть будет что будет, но сам я не оставлю их. Зачем? Во имя чего? Если уходить, то не на войну».
А утром Астемир уехал из родного дома.
СТРАШНЫЙ ДЕНЬ
Весь жемат[10] взволновался редким зрелищем: шарабан лавочника Рагима, прогремев, остановился у дома вдовы Дисы, открылись ворота, и экипаж въехал во двор. Отпадали всякие сомнения: если празднично одетый мужчина въезжает на чужой двор в шарабане, крытом ковром, то это может иметь только одно значение… А что прикрывает ковер? Какой калым привез жених?
Стук шарабана и возбужденные голоса соседок услыхали и в доме Баташевых. Кстати или некстати, как раз в это время Эльдар с мальчиками копались на огороде.
Мальчики видели, как побледнел и потупился Эльдар, как дрогнули его губы. Из-за плетня слышалось радостное визжание маленькой Рум, донеслись и слова Рагима, по-видимому угощавшего девочку: «И здесь что-то есть. Полезай за бешмет…»
— Как ты добр! — говорила Диса. — За чем тратишься? Слава аллаху, твоими забота ми дети теперь сыты.
— Ничего, ничего, — бормотал Рагим, — это все от чистого сердца… А где же твоя красавица? Тут и для нее кое-что есть.
— Сарыма! — звонко крикнула маленькая Рум. — Выходи, Сарыма, смотри, вон сколько у меня пряников и конфет.
— Сарыма, иди, красавица, сюда! Принимай гостя. — В первый раз Сарыма услыхала от матери такое обращение: «красавица». — Ну, скоро ли ты? — более властно позвала свою дочь Диса.
Эльдар приостановил работу и напряженно прислушивался. Скрипнула в доме входная дверь, и Сарыма сказала: «Иду, нана». Эльдар снова взялся за тяпку. Тембот и Лю угрюмо молчали, чувствуя душевное состояние своего взрослого друга и понимая, что в доме Сарымы начинаются серьезнейшие дела. Было жалко Эльдара, и очень интересно, и немножко тревожно.
Послышался крик Дисы:
— Одумайся, негодная! Дети твои будут есть белый хлеб с медом. Разве я для того родила тебя, чтобы ты не слушалась меня? Всю свою жизнь я недоедала, чтобы теперь, когда счастье стоит на пороге, ты пренебрегла волей матери?.. Откуда ты такая спесивая? Ты пыли его сапог недостойна! Не вводи меня в грех! О, если бы твой отец был жив!
— Она будет бить ее, — предположил Лю. Тембот взглянул на Эльдара, ожидая его заключения, но тот, сжав зубы, ожесточенно работал тяпкой.
На крыльце показалась старая нана, за нею Думасара. Ребятишки из ближайших домов — и мальчуганы и девочки — в длинных грязных рубахах выставили свои лохматые, нечесаные головы из-за плетней.
— Идите ужинать… Эльдар! Иди в дом, ужинать пора. Вон уже Рыжая пришла.
Корова и в самом деле тихо мычала у ворот.
По другую сторону плетня пустовал дом умершего хаджи Инуса. Четвертый год здесь царила тишина — дом стоял заколоченным.
Казалось, все успокоилось — Эльдар, Тембот и Лю чинно ели густо сваренную пшенную кашу, запивая ее кислым молоком. Женщины, согласно правилам домашнего уклада, в присутствии мужчин не садились за стол, а только прислуживали. Но Эльдар сидел угрюмый, а в глазах женщин была озабоченность.
Старая нана вышла доить корову.
Вдруг раздался ее крик и женские голоса.
Думасара встревожено бросилась во двор, к ней бежала бледная, дрожащая Сарыма:
— Спаси меня, биба! Мать убьет меня!
— Что случилось? Что случилось? — спрашивала Думасара, прижимая девушку к себе.
Старая нана с ведром в руке стояла посреди двора и не сводила глаз с дыры в плетне, через которую только что пролезла Сарыма, а теперь с тяжелым, длинным вертелом в руке старалась протиснуться Диса, растрепанная, но в праздничном платке.
— Я ее убью! — кричала обезумевшая от ярости женщина. — О, зачем я не удушила ее подушкой при рождении! Пусть мои глаза не увидят больше света, если я не сломлю ее упорство, пусть аллах станет моим врагом!.. О блудница! Всю жизнь сидеть на моей шее… Ее мало убить! Пустите меня!
Наконец Дисе удалось протиснуться в узкую дыру, и она бросилась к дому, где успела скрыться дочь. Думасара загородила ей путь:
— Я не позволю тебе совершить злодеяние в моем доме. Она моя гостья, я защита ей…
— Пусть аллах покарает меня, если я своей рукой не вышибу из нее душу! Выходи, потаскуха! — При этом исступленная Диса размахивала вертелом.
На помощь Думасаре бросились Эльдар и Тембот. Лю заорал благим матом, Сарыма, забившаяся в угол, плакала, как ребенок.
Эльдар стал снаружи у дверей, прикрывая их своим сильным телом, раскинув руки. От ворот, услышав во дворе свояка крики, бежал дед Баляцо.
— А! И ты здесь! — взвизгнула Диса, увидев перед собой Эльдара. — О беспутники! Вот что они задумали! Уйди с дороги, нищий раб!
Она размахнулась вертелом, но мгновение — и ловкий Тембот, подпрыгнув, как барс, схватил вертел обеими руками, но тут же выпустил его, взвыв от боли.
— Он горячий!
Оказалось, Диса орудовала вертелом, на котором только что жарила мясо для дорогого гостя— жениха. Раскаленное железо обожгло Темботу ладони. Думасара и Эльдар бросились к Темботу, Диса — к дверям.
Откуда у Лю взялась такая находчивость, а главное — силенка! Одним махом он придвинул к дверям скамейку, и о нее споткнулась Диса.
— О слуги шайтана! — завопила она.
