подальше, чтобы их пока никто не видел; меньше глаз — меньше неприятностей...
— Это верно, — сказал Астемир. — Может, Жираслан уже сидит где-нибудь за кустом.
Воистину, хорошо начавшийся день продолжал осыпать Лю своими щедротами: не так уж часто случается поговорить о делах с таким человеком, как Эльдар, а возможность прогарцевать верхом на великолепном Эльмесе рядом с Аюбом совсем вскружила голову. Но вот что плохо: неужели Эльдар опять станет пугать девочку — выспрашивать, не прячется ли Жираслан у княгини. И как бы в ответ на эти опасения Эльдар проговорил:
— Я передумал, Лю. Ты иди в школу, делай свое дело, а мы тут будем делать свое.
— А ты же обещал дать мне коня?
— Это конечно. Привыкай к хорошему коню. Думасара была явно довольна: ее сын сядет на коня.
— Собирайся, собирайся, — поторапливала она Лю. — Бери сундучок.
Кроме еды, Лю сложил в сундучок рубашку, учебники, тетради, карандаши и, наконец, трубу, с которой он не расставался никогда, с тех пор как стал трубачом. А государственную бумагу он спрятал в шапку.
Аюб, уже сидя в седле, подал руку.
— Смотри, Лю, не упади, — предупредил Астемир.
Ну да — не упади! Теперь не те времена, когда Лю рано утром подсаживали на отцовского коня, а вечером, когда конь приходил домой, осторожно снимали, хотя он и умел сплясать на широком конском крупе кабардинку. Но как давно это было! И вот — не странно ли? — опять как бы повторяется то, что уже случилось. Опять ищут Жираслана, опять Лю не терпится прогарцевать на коне.
Должно быть, и Астемир с Думасарой вспомнили те времена. Усмехнувшись, Думасара сказала:
— Ну, ну, полезай на коня.
Кони уже шли. Аюб испытующе оглядел спутника и вдруг спросил:
— Что это у тебя за сапетка?
— Это сундучок, а не сапетка, — обиделся Лю.
— А ну-ка давай мне свой сундучок. Не дело джигиту держать в руках сундук. Но зачем мы едем в сторону от большой дороги?
И Лю хитро ответил:
— По этой дороге меньше собак.
На самом же деле Лю хотел проехать мимо дома Жираслана, стоящего особняком в густом саду.
Там было тихо. Окна закрыты. Даже дым не идет из трубы, хотя давно пора готовить завтрак.
И вдруг из-за полуразвалившихся ворот показалась Тина. Девочка была в своем лучшем платье, перекроенном из старого платья княгини. Платье шила Думасара. Веселое личико чисто вымыто, в косы вплетены цветные ленточки. В руках Тина держит сапетку с пшеном: пусть думают, что она послана к соседям. На самом деле Тина вышла на дорогу, зная от самого Лю, что он уедет в Буруны, как только получит важную государственную бумагу от Нахо. Не предвидела она только, что Лю будет на коне да еще в сопровождении громадного красноармейца. Она удивленно смотрела на всадников. Всадники придержали коней.
— Как живешь, Тина? — спросил Лю.
— Хорошо живу, — в замешательстве отвечала Тина.
В последнее время ей жилось не так уж хорошо, довольно беспокойно. Ее госпожа, гуаша, как продолжала Тина называть княгиню, стала какой-то особенно сердитой, все к чему-то прислушивается, вздрагивает, что-то высматривает. Вся как на иголках. Тина даже увидела, что княгиня вяжет узлы с ценными вещами. «Гуаша, ты уезжаешь?» — спросила ее Тина, но та в ответ проворчала что-то невразумительное.
Нехорошее наступило время.
Девочка как раз хотела обо всем этом поговорить с Лю, но как приступить — Лю верхом, с ним величавый спутник. Тина не подозревала, что услышать обо всем этом спутнику Лю, вестовому Эльдара, было бы как раз очень на руку.
— Я очень рад, что тебе хорошо, — любезно проговорил Лю, сдерживая коня, — но скоро тебе будет еще лучше.
— Не может быть мне лучше, — простодушно заметила Тина, — мне бывает скучно, когда ты уезжаешь. Но почему ты на коне? Разве ты уже вступил в отряд Эльдара?
— Да, почти вступил.
— Хорошо, что твой конь не успел унести тебя... А то бы я так и не увидела тебя на коне. У тебя и голос теперь как у взрослого джигита.
— Ого! — придав голосу еще больше мужественности, воскликнул Лю. — Это боевой конь Эльдара!
И как бы в подтверждение похвалы конь ударил копытом по луже и вдруг так рванул, что Лю непременно вылетел бы из седла, если бы его не подхватил Аюб.
— Держись хорошенько, Лю! Эльмес чует, какой на нем седок. Придави ему лопатки. Коленками! Коленками!
Лю всеми силами старался удержать коня, но разговор прервался. А ему еще так много нужно было сказать, и прежде всего он хотел сказать Тине, что уже решено дом Жираслана превратить в интернат для девочек, а Тину назначить старшей девочкой.
Аюб подшучивал:
— Валлаги! Чуть было не упал прямо к ногам возлюбленной.
— Что ты говоришь, Аюб, — и без того посрамленный Лю вытер грязь с лица, — просто знакомая девочка. Мы вместе учились. — И чтобы у Аюба не оставалось сомнений, Лю поспешил попрощаться с Тиной.
Но Аюб, спокойный и веселый богатырь, продолжал посмеиваться, играя сундучком, как спичечной коробкой. Желая хоть как-нибудь проявить свою независимость, Лю заметил:
— Уронишь!
— Нет, не уроню. Джигит на скаку ловит шапку. А ты не стесняйся, Лю. У каждого парня должна быть невеста, у меня тоже есть невеста.
— Мой старший брат, Тембот, еще не женился, как же я могу иметь невесту, — возразил Лю.
— Ну ладно, не хочешь величать ее невестой» не надо, а мою невесту зовут Бица...
Уж очень хотелось, должно быть, Аюбу поговорить о своей невесте.
— Вица, дочь Алибекова из аула Буруны. Ведь там твоя школа, как же ты не знаешь Вицу?
Лю вынужден был признаться, что действительно Вицу он не знает, но это не смутило добродушного Аюба. Он придержал своего коня, лошади пошли, помахивая головами, ровным шагом. Солнце стояло уже высоко. В степи пахло свежей травой. Лю было приятно ехать рядом с Аюбом и слушать его рассказ: родители Бицы против того, чтобы девушка выходила за Аюба. Любовная история, которую поведал Аюб, оказалась длиннее дороги. Богатырь все еще продолжал свои жалобы, когда всадники выехали на широкую почтовую дорогу. В одну сторону был Нальчик, в другую — Пятигорск, и туда и сюда шло движение — арбы, подводы, изредка прошумит грузовик. В прошлом году — это сделал Инал — вдоль дороги высадили деревья, но сама дорога была изрядно избита.
Лю уже слез с коня, с сожалением передал поводья Аюбу. Взял у него свой сундучок и так и стоял у дороги, подняв глаза на Аюба, продолжая слушать жалобы богатыря на несправедливость родителей, разлучающих влюбленных.
Со стороны Нальчика быстро приближался автомобиль, послышался гудок. Аюб прервал свой рассказ:
— Инал!
Да, разбрызгивая воду мутных дорожных луж, быстро приближался открытый автомобиль цвета спелой тыквы. Это был «линкольн», известный по всей Кабарде, «линкольн» Инала Маремканова.
Лю с сундучком в руках перепрыгнул через кювет, освобождая дорогу. Ему уже не раз случалось видеть Инала, но еще никогда он не видел его в его же великолепной машине, о которой было столько разговоров среди школьников интерната. Он даже желал, чтобы его забрызгало грязью из-под колес
