иронизировал Инал. — Ну ладно, Касым, поговорим о другом. ЧП Это больше, чем ЧП. Шутка ли, в детском интернате склад оружия! У одного из воспитанников Казгирея Матханова взят револьвер, из которого стреляли в ауле Гедуко. Это больше, чем ЧП. Будем собирать бюро, нужно принимать решение...
И сейчас же Инал отдал распоряжение звонить в Буруны к Шрукову — немедленно требовать Шрукова и Астемира Баташева в Нальчик на бюро, работу комиссии по чистке прервать.
Езды из Бурунов верхами часа два.
В ожидании приезда вызванных членов бюро Инал пригласил Курашева к себе.
Давно повелось, что мать Сарымы Диса помогала в хозяйстве Инала, особенно если хозяин оставался без хозяйки. Это случалось и при Фаризат, когда она уезжала в Батога. Инал знал, что и на этот раз он не останется без ужина, хватит и на гостей — Эльдара он тоже позвал к себе.
Хотя стемнело и туман наплывал все гуще, решили идти к дому Инала пешком.
По дороге Эльдар поинтересовался у Курашева, что показывает следствие. Ответил ему, однако, не Курашев, а Инал:
— Картина создается довольно определенная: не одерни как следует сейчас, потом пожалеешь. У тебя будет не один Жираслан, а сразу несколько... Так ты считаешь, — неожиданно спросил он Эльдара, — что Жираслан из Батога ушел в другое ущелье?
— У меня такие сведения.
— А я знаю наверняка, что ото не так.
— Почему ты знаешь лучше меня?
— Я знаю и лучше, и больше. Мне нужно знать и больше, и лучше по моему положению. Я должен знать, что делается в душе каждого из вас, и знаю...
— Заглядываешь в души? — развеселился Эльдар.
— Бывает, и в души.
А Курашев сказал негромко:
— Один старый человек, бывший почтовый чиновник, мне говорил, что он тоже любил заглядывать в души. Только он часто путал — принимал за душу чужие письма.
Инал помолчал, забасил опять:
— Бывает и так, что в письме прочтешь то, что и не снилось... Но что это? Все представляется мне Жираслан, к чему бы это?
— Снится? — наивно переспросил Эльдар.
— Да, этой ночью я задремал в машине, и мне приснился Жираслан. Наставил на меня револьвер и говорит: «Если не я тебя убью, то тебя убьет Казгирей».
— Валлаги, я вижу, тебя и во сне больше беспокоит Казгирей, чем Жираслан, — заметил Курашев.
— И это не удивительно. Мало ли мне пришлось от него натерпеться: ложь, клевета', подстрекательство, антисоветская пропаганда — мало ли что было! Вон что опять наговорил давеча на чистке перед всеми людьми! Моя сила — это власть кулака, и только. А сколько раз он писал в своих заявлениях: «Инал беспощадно расправляется с национальными кадрами, никто из честных работников не может с ним ужиться, а каждого, кто ему не по душе, он отстраняет под тем предлогом, что якобы этот работник не разбирается в местных условиях». Ты, Касым, это знаешь. Ты и сам сбежал от меня, не так ли? — усмехнулся Инал. — А верно ли это? Мало ли работников я поднял из низов? Кто в низах не знает Инала? И вот теперь, видя, что иначе ему не победить, Матханов уже начинает прибегать к террору...
— Что ты говоришь, Инал? — возмутился Курашев.
— Ну ладно, как говорит народ, «оставим споры на пороге».
Курашеву уже не очень хотелось входить в дом, куда его привели, но не поворачивать ведь назад. В верхнем этаже, где была квартира Инала, светились окна.
На стук в дверь уже шел дежурный по исполкому.
Их впустили. Инал справился, есть ли почта. Одна из телеграмм его особенно заинтересовала (это была телеграмма от Степана Ильича). Но он ничего не сказал о ней спутникам, а, поднимаясь с гостями по лестнице в свою половину, вдруг спросил у Эльдара:
— Саида отправили?
— Отправили, — отвечал Эльдар, — всех отправили по списку. Велели ему взять самое необходимое. Саид снял со стены козью шкурку, смешно. Валлаги, на поселении ему только и будет дела совершать намаз, — усмехнулся Эльдар, но смешно ему не было. — Все-таки жалко старика, — сказал он с горькой искренностью, — как плелся, едва ноги передвигал.
— А что было делать? — как бы спрашивая самого себя, сказал Инал. — Оставить Саида, а других выслать? Ты бы и сам, Касым, придрался ко мне. И Саида выслали, и мельника Адама выслали. Это все земляки Эльдара и Астемира из Шхальмивоко. Эльдар не одобряет моего решения, а сам молодым парнем работал у Саида батраком. Сейчас все это стали забывать, готовы прощать и милосердствовать, а милосердствовать опасно: не ты пошлешь, тебя пошлют, ты не убьешь, тебя убьют. Не так ли, Эльдар? Согласен ли ты со мною, Касым?
Глухая Диса хлопотала у стола, за которым Эльдару приходилось сидеть не раз и не одну ночь. И нужно сказать, что на этот раз маленькое тхало получилось на редкость удачным — никто не мешал, никто не требовал Инала или кого-либо из его гостей к исполнению служебных обязанностей. Мирно и неторопливо, со знанием дела были испробованы и ляпс, и шипс, и курица, и баранина, оценены лучшие образцы входящего в моду дагестанского коньяка, было провозглашено немало тостов и рассказано занимательных историй из прокурорской практики.
Астемир и Шруков что-то запаздывали.
Инал велел снова звонить в Буруны, проверить, но дозвониться туда никак не удавалось.
— Приедут, — успокаивал Эльдар, — куда им деваться? — и, войдя во вкус, опять вставал с бокалом в руках, предлагая новый тост за недремлющих чекистов, за краевую прокуратуру, за голову всех голов, глаза всех очей, за руки всех рук, крылья всех крыльев — головного журавля Инала, который ни о ком не забывает, даже ученикам в интернате распорядился выдать новые штаны.
И уже поздно вечером, чтобы не сказать — ночью, Инала позвали к телефону.
Звонили из Нижних Батога.
Не сразу Инал смог вникнуть в смысл торопливого, взволнованного и довольно бестолкового сообщения. Говорил Шруков. Его и Астемира вызвали из Бурунов в Нижние Батога. Жираслан совершил нападение на подводы Центросоюза.
У Инала мигом слетели хмель и веселость. Он так и не мог добиться по телефону ясного ответа на вопрос, который его волновал прежде всего: что с Верой Павловной? Шруков отвечал, что умирает Аюб, ранена девочка (какая девочка, почему девочка, Инал понять не мог), наконец, и это поразило самого Инала, убит Жираслан. Иналу было неловко повторить свой вопрос о Вере Павловне. Шруков говорил о другом: дескать, вместе с мертвым Жирасланом привезли листовки. Что еще такое? Какие листовки?.. Дело принимало политический оборот, и теперь уже действительно Иналу стало не до Веры Павловны.
Громко стуча сапогами, он быстро вошел обратно в комнату, где только что пировали, и с порога приказал:
— Эльдар, немедленно собирайся! Буди шофера. Едем!
— Куда едем? Зачем?
— За доктором в больницу, потом в Нижние Батога.
— Что же случилось?
— Жираслан! — одним словом ответил Инал, и все стало ясно.
Эльдар и Курашев вскочили из-за стола. Инал, поглядывая на Эльдара, хлестко заметил:
-- Вот тебе и другое ущелье. У нас одно самое страшное ущелье, то, в котором процветает семья моего недавнего тестя. Всегда все случается в Батога, не иначе.
— Жертвы? — спросил заметно побледневший Курашев.
— Есть. Много жертв. А есть и еще кое-что: листовки.
— Какие листовки?
— Непонятно? Там поймешь.
Эльдар все-таки не понимал, о каких листовках говорит Инал, но Курашев «разу оценил значение
