финским оргалитом made in China стены будущего кабака. Другой работы не нашлось.
Погасив долг и получив еще тысячу сверху, я поблагодарил торговца и срочно отправился за провизией — брюхо наигрывало серенады Солнечной долины. («Хозяин, хозяин, почему ты меня не любишь?») Надо было подкрепиться — сегодня мне еще предстояло навестить с гуманитарной миссией Ксюху. Вернее, ее соседа. Часов в девять он должен был вернуться домой.
…Интересно, если бы мы встретились не в ментовке, а в КВД, кем бы я представился?
«Ты что ж творишь, торчок дефективный?! Давай-ка, прикинем XXL к носу и разберем твои косяки. Ты, живность плюшевая, не бродяга и не крадун порядочный. Ты все рамсы попутал и занимаешься дешевым крысятничеством. Тащишь оттуда, где живешь. То есть у своих. Тебе, крысеныш, разве не объяснили за колючкой, что с такими бывает? Первый раз руку под лом, а при рецидиве — на „кол справедливости“ и в „петушатник“. Короче, при подобных зехерах тебя не сегодня-завтра примут мусора. После я цинкану братве в хату, кто ты есть. И будешь весь срок кукарекать. А не примут, сам кишки выпущу и заставлю сожрать. Сырыми. Вместе с дерьмом…»
Вот такая миниатюра. Вот такой цзюэцзюй. Про «кол справедливости» даже Мэн Хао-жаню не придумать. А мы, менты, по-другому и не умеем…
Но обо всем по порядку.
Перед тем, как произнести этот высокохудожественный монолог, я попросил Веселову посидеть в своей комнате и не выглядывать, даже если начнут разрушаться стены. Мол, оперативная работа не терпит чужих ушей.
Затем тихонько постучался в дверь соседа Кости и, когда он ее приоткрыл, так же тихонько провел правый по корпусу.
Когда корпус попытался подняться, я подцепил его двумя пальцами за ноздри и подтянул к себе.
Дальнейшее вы уже слышали, вернее, прочитали.
— Где флэшка, крыса?
Он покачал лохматой башкой, типа, не понимая, о чем речь.
Что ж, продолжим добычу доказательств. Следствие ведет знаток. Ему не нужны отпечатки пальцев или показания свидетелей.
— По-твоему, я похож на человека, который верит в сказочного мудака с пропеллером, залетающего в окна? Или это не Карлсон, а кто-то другой залетел, чтобы скрысить гайку, сережки и флешку?
— Я не брал, — шепчет уродец. — Клянусь…
— Мне самому поискать? — Я обвел глазами убогий интерьер, прикидывая, что можно разбить о его голову.
«Статья 182, часть 1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. Основанием производства обыска является наличие достаточных данных полагать, что в каком-либо месте или у какого- либо лица могут находиться орудия преступления, предметы, документы и ценности, которые могут иметь значение для уголовного дела».
Но у нас-то пока нет никакого уголовного дела. А Костик опять трясет немытой башкой. Я его теряю… Разряд! Еще, разряд! Правым в подбрюшье. И тут же левым снизу — в челюсть. Аккуратно, чтобы не сломалась…
Выдержала, крепкая.
И койка выдержала, на которую он рухнул.
Только бумажка какая-то на пол отлетела. Что это? «Булгаков Сергей Эдуардович. Оперуполномоченный криминальной милиции». Блин, это ж моя визитка, в смысле — не моя. Забыл выкинуть, так она сама выпорхнула в самый ответственный момент.
Виноват, вы этого не видели. Прячем обратно.
Вытираем пальцы о Константина, берем его за волосы, благо длинные. Поднимаем.
— Ты чего, убогий, «глухаря» включил? [4] Где флэшка, падла?! Ты сейчас сдохнешь, а вскрытие покажет, что сдох от передоза! Если твой вонючий ливер вообще будут вскрывать…
Кулак занесен. Он догадывается, что через мгновенье, наверное, умрет. Поэтому согласно кивает головой.
— Я продал…
— Кому?!
— У метро, парню какому-то…
— Конкретней, ковбой!
Я тяну его тупую башку за волосы к полу. Он морщится от боли и машет руками, словно прижатый спичкой таракан.
— Ну… Он там всё время стоит… Рыжий такой, в камуфляже. С табличкой «куплю золото». Под ветерана Чечни косит, чтобы менты не трогали. Кажется, Олегом звать.
«Статья 9 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. Никто из участников уголовного судопроизводства не может подвергаться насилию, пыткам, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению».
Примечание. На козлов данная норма не распространяется.
И это правильно. Иначе как простому милиционеру работать?
Усиливаем нажим.
— Да, да… Точно, Олегом! Больно!..
— За сколько продал?
— Триста…
Прекращаю подвергать участника судопроизводства насилию, как того требует закон. Участник падает на пол и держится за бок. В принципе, всё. Следствие закончено, преступление раскрыто.
Правда, нет вещественных доказательств. Дело нельзя передавать в суд. Увы. Вряд ли рыжий ветеран купил флэшку для себя. Наверняка уже перепродал втридорога. Но это не снимает ответственности с подозреваемого. Мы-то понимаем, что он виновен.
Статья 17, часть 7 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: «Судьи, присяжные заседатели, а также прокурор, следователь, дознаватель оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью».
Интересно, про «совесть» кто придумал? Это ведь весьма расплывчатое понятие. И не у всех она есть.
— Короче, слушай сюда, баянист[5] XXLев. Если еще хоть пылинку у Ксюхи скрысишь…
Окончание фразы я опускаю. В устах любителя китайской поэзии оно звучит не совсем гармонично.
— И вообще… Чтоб ни одной жалобы… Пол на кухне помой! Приду проверю.
Бросив соседа, я вернулся к однокласснице. Она не теряла времени даром и накрыла маленький столик. Чаёк, тортик. Бутылочка «Кюрдамюра».
Вообще, у неё довольно уютно, хотя и небогато. Книжек много. Понятно — профессия. Портрет на стене — рисованная физиономия какого-то китайца, наверно, этого Вана-басурмана. Пара акварелей на китайскую тематику, красные амулеты на стенах… этот, как его… фэн-шуй.
В серванте, за стеклом фотография класса. Такая же, как у меня. Надо же… Она училась у нас всего два года, а фотку поставила именно из нашей школы.
