знакомая оказалась. Одноклассница, кажется.
— И что?
— И ты её, конечно, увидел. Испугался, что она тебя узнает, и решил красиво соскочить.
Вот это повернул! На всё-то у них есть объяснение…
— Да как узнает?! Я ж в маске был! А увидел ее потом. Когда уже маску снял.
— Иного можно узнать, сколько б масок ни одел.
И у этого с русским языком беда: не «одел», а «надел». Но мне не до того. Надо спасать свою честную фамилию.
— Да клянусь, не видел я! Она на полу лежала, лицом вниз!
— А если бы увидел?
— Тем более всех бы положил!
— Хм… А почему было просто не свалить? Добровольный отказ от преступления. А так сядете. Эти точно, по крайней мере. Насчет тебя — пока вопрос. Но думаю, тоже. Кто ж поверит, что ты, ранее судимый, хотел помочь органам? Еще про гражданский долг расскажи и высокие моральные принципы.
Вот, блин, система: ограбишь — плохо, грабителей поймаешь — все равно плохо. Как же им угодить?
— Давай-ка с самого начала. Как на дело пошли, кто предложил, что хотели взять?.. По возможности, подробней.
Чего хотели взять… Горящие путевки на Кипр.
Ладно, в партизана играть смысла никакого. Поведал.
Только про Тихоню пока не заикался и про драку с Добролюбовым.
Идею предложил Гера, сказав, что в офисе будет много-много черного нала. Остальных видел впервые, это Герины кореша.
Согласился, потому что срочно были нужны деньги, но когда влетели в офис, понял, что поступаю плохо, и поступил хорошо.
Потом увидел Веселову.
Вот и весь сюжет.
— А кто сказал Суслятину, что в офисе будут деньги?
Хотя я уверен, что без Ксюхи здесь не обошлось, свои версии строить не стал.
— Без понятия. Спросите у него.
— Уже спросили… И с одноклассницей твоей потолковали.
Точно: при делах Ксюха. Как же так, одноклассница? Запудрила мне, невинному юноше, мозги своей любовью. Непонятно только, зачем вся это кинокомедия? Неужели ради прибыли? Как грустно… А я терзался, ночь не спал…
— Что, она наколку дала?
— Она…
Ну, зараза… Обидно даже не то, что она. Обидно, что меня — бывалого, повидавшего жизнь человека — обставили, как последнего чушка.
— Неумышленно… Три дня назад она болтала вечером по телефону с какой-то подругой. Просила денег. Та отказала. Тогда Смехова ляпнула, что попробует занять у начальника, мол, послезавтра в офис привезут деньги за путевки для целой группы… А группа летит в Китай, то есть деньги немалые. Больше «лимона». Она попробует уговорить шефа дать часть суммы в долг на несколько дней, потому что оплатить гостиницу можно позже… А телефончик стоит у нее в коридоре, и разговорчик подслушал сосед-наркоман. И кому он его дословно передал? А?.. Неужели не знаешь?
Фу-у… У меня отлегло от сердца. Неумышленно… Она же для меня, мудака, деньги искала. И телефон у нее действительно в коридоре. Помнишь, как просила переставить…
Но какой растяпой в школе была, такой и осталась. Кто же о деньгах по телефону говорит? Сейчас же всех слушают!
— Что молчишь? Так знаешь или нет?
— Тихоне?
— Правильно! Обижен Костик был на соседку очень за что-то, ну и слил тему. А Тихоня вас подтянул. За ним, кстати, уже поехали.
— Про соседа Ксюха вспомнила?
— Нет, Суслятин колонулся… Недолго, кстати, мучался. Он все в себя прийти не может после твоего подвига. Да, накосячил ты, по их понятиям, реально. Не боишься? Тихоня злой, и память у него хорошая.
Насчет панического страха не знаю, но опасения, конечно, имеются. Двойной косяк. Ладно бы по- тихому застучал, а то открыто, да еще ментом представился. Даже если Тихоню упакуют, он пришлет весточку из глубины Сибирских руд. И попробуй спрячься.
— Разберусь…
— Ну, мне, по большому счету, все равно, что там между вами произошло, и почему ты их вломил. Это твои проблемы. А мои — преступление раскрыть.
А чего там теперь раскрывать? Всё уж за тебя раскрыли, сыщик.
Опер достал из стола чистый бланк объяснения. Шустро записал мои показания. Еще раз уточнил:
— Так что писать о причинах? Зачем ты это сделал?
— Ну я же сказал: хотел помочь.
— Ты это и на суде расскажешь?
— У меня есть другие варианты?
— Например, сказать правду.
— Это и есть правда.
— Что ж, хозяин — барин…
Он протянул мне заполненный бланк, чтобы я расписался. Но наручники при этом с меня не снял. Не верит в искренность чувств и чистоту помыслов.
— Сейчас приедет следователь, допросит и решит, что с тобой делать. То ли свидетелем пойдешь, то ли соучастником. То ли добровольный у тебя отказ, то ли недобровольный.
— А ты как бы решил?
Булгаков смутился и ответил не сразу. Вернее, вообще не ответил, потому что ожил лежащий на столе мой мобильник, оповестивший о приходе эсэмэски.
— Интересно, кто это нас беспокоит? — Опер поднес трубку к глазам. — Не возражаешь, если нарушу тайну переписки?.. О, да тут шифровка, кажется… Что это значит?
Он перевернул дисплей.
502
— Не знаю… Похоже, по-китайски.
— Да? А я думал, у них иероглифы. Ну, ладно… Пошли обратно. В камеру хранения.
Он так и не заикнулся о Добролюбове. Придется самому напомнить.
— Погоди… Добролюбов к тебе не приходил позавчера?
— Сашка, что ли?
— Ага.
— Нет, не приходил… А почему спрашиваешь?
Я не спешил раскрывать карты.
— Да так… Видел позавчера. Он в управе сейчас?
— Выперли. Влип в какую-то тему с палеными иномарками, ему и предложили рапорт на стол. Но, вообще-то, между нами говоря, все к тому и шло. Плюс это дело, — Булгаков щелкнул пальцем по подбородку, — в Главке не многие выдерживают. Сейчас болтается, работу ищет. Недавно по-пьяни мужику одному в ухо заехал. Решил, что тот его убить хочет, а мужик со связями оказался. Еле отмазали параноика.
