кармашек. Потому что под ними был код для участия в лотерее.
На станцию их пустили. Хотя и не сразу.
По вагону ходил торговец и предлагал по дешевке необходимую в каждом доме вещь — бактерицидный пластырь. На оставшиеся деньги друзья купили по упаковке. На всякий случай. Действительно ведь полезная в хозяйстве вещь. Вдруг палец порежешь?
Ровно в полночь по московскому времени они поудобнее расположились возле старенького телевизионного приемника марки «LG» и приготовились насладиться повтором душераздирающих кадров криминальной хроники. Никита распечатал по этому торжественному поводу матушкину настойку клюквы на спирту урожая 1980-го олимпийского года и открыл банку советских шпрот, хранимую на голодный день.
Сюжет показали на пятой минуте программы. Между историями о поимке педофила, охотившегося на мальчиков, и задержании какого-то чинуши за получение двухмиллионной долларовой взятки. Мелькнули маски бойцов ОМОНа, челка администратора, Сандра Брюсовна, Николь… Оператор, несомненно, был мастером. В кадр попали не только перепуганные лица клиентов борделя, но и их филейные части, что не оставляло зрителю никаких сомнений в преступных намерениях господ. Сами лица не скрыли черными полосками, поэтому идентифицировались они стопроцентно. По крайней мере, Вадик узнал себя еще до идиотского крика Никиты: «А вот и ты!»
Речь корреспондента отличалась изяществом и богатством метафор. Чувствовался класс. «В ходе проведения операции „Паутина“». «Под прикрытием массажного салона оказывали сексуальные услуги морально-неустойчивым гражданам…» «А сколько еще в нашем городе таких вот салонов с ночными бабочками?» «Спрос вызывает предложения…» Все это говорилось репортером весело, с улыбкой на сахарных устах, словно речь шла не о криминале, а о праздничной распродаже и скидках на девочек.
Потом тревожную ситуацию прокомментировал майор Прохоров, хитрую морду которого оператор не рискнул показать без полоски.
— Пока нет четкого закона о проституции, беспредел будет продолжаться. Завтра эти женщины снова выйдут на панель.
— И будут платить мне за «крышу», — продолжил Никита, щелкнув пультом. — Знаешь, что самое смешное? Они ведь знали, что это не бордель. Либо потом поняли. А сюжетик все равно запустили.
— Конечно. У них протокольчик ведь есть.
— Да что ты с этим протоколом прицепился? Я сказал, почему подписал. Выбора не было. Или мама, или они. Я выбрал маму.
Никита наполнил рюмки.
— Так выпьем за то, чтобы эту фигню увидело столько народу, сколько капель останется на дне наших бокалов!
Они чокнулись и опрокинули рюмки. Стресс оказался настолько велик, что спустя четверть часа после окончания программы бутылка с настойкой полностью опустела. Кто-то пытался дозвониться Никите на трубку и на домашний, но он решил не отвечать на звонки, проявив недюжинную твердость характера.
Вадик опять ворочался до четырех утра. Едва его цеплял сон, как он тут же видел себя на массажном столе. Сандра Брюсовна мяла ему спину, а стоявшая рядом Лерка давала советы. Каким-то странным, каркающим голосом. Он просыпался и понимал, что это был не голос Лерки, а храп Евпатия Эммануиловича.
И что теперь делать? Даже если Лерка не видела репортажик, то обязательно найдутся добрые друзья, которые видели. И непременно перескажут во всех подробностях, да еще от себя добавят. А значит, обратной дороги к семейному очагу нет.
Квартиру он, конечно, оставит ей, несмотря на то что оформлена она на обоих — в равных долях. Сам вернется к матери. А как быть с ипотекой? Лерка не потянет. Но это не его проблемы. Пускай культурист платит.
Лешку жалко… Как ему все объяснить?
Черт, всего три дня назад у него и в мыслях не было, каким образом делить жилье! Что придется приезжать к Алешке по выходным! В лучшем случае. Что не услышишь больше командного баритона тестя: «Цельсь! Огонь!» Кто бы мог подумать, что какая-то долбаная вирусная атака в одночасье способна перевернуть жизнь ни в чем не повинного человека!
Он вспомнил разговор с Сандрой Брюсовной. Женщины обижаются на замечания. Да, как-то он намекнул Лерке, что за фигурой надо следить.
— Тебе не нравится моя фигура? — обиженно спросила она. — Что тебе еще не нравится?
— Нет, я же ничего не сказал про твою фигуру. Я вообще… что за любой фигурой надо следить.
Он вообще, а она поняла в частности. Не нравится фигура? Что ж, найдутся те, кому понравится. Вот и нашелся.
Самое обидное, накануне этого разговора он ползал по Сети. И совершенно некстати выскочило окно, рекламирующее продажных фотомоделей. Некстати, потому что в этот момент в комнату вошла Лерка.
— Девочек разглядываем?
— Да это случайно, — начал оправдываться Вадик, — само выскочило.
— Ничего случайного в этом мире не происходит.
Вадик тогда не понял, в шутку она или всерьез? Получается, всерьез.
Наконец он все-таки заснул, решив руководствоваться народной приметой, что утро вечера мудренее.
Но утро принесло новые проблемы. Когда Вадик жевал заботливо приготовленный Никитой бутерброд с засохшим плавленым сыром, запиликал городской телефон. Это оказалась мама. Не смогла дозвониться на мобильник, поэтому перезвонила Никите.
— Что-нибудь случилось, ма?
— Тебя срочно разыскивают в банке. Какой-то Артур Андреевич. — Мать продиктовала номер.
— А Лерка больше не звонила?
— Нет. Ты можешь наконец объяснить, что там у вас случилось?
— Это не телефонный разговор. Приеду, расскажу.
— Когда приедешь?
— Сегодня… Или завтра.
Судя по ее репликам, вчерашнего репортажа она не видела. Она вообще не смотрит криминальные программы и сериалы, предпочитая бокс, футбол и бои без правил. Да еще «Тачку на прокачку» на MTV с Экзибитом. Все-таки мать-одиночка. А Экзибит фактурный чел.
Артуром Андреевичем звали не непосредственного начальника, а заместителя управляющего. Именно его должность Вадик незаконно присвоил, отправляясь с девчонками в баню. Его звонок не сулил ничего хорошего. Но Вадик не стал прятать голову в песок. Набрал номер.
В отличие от матери, Артур Андреевич криминал уважал. Потому что, по слухам, в недавнем прошлом входил в крупную организованную преступную группировку на правах одного из лидеров. Но вину человека, как известно, может установить только суд. Даже если он самый гуманный. Несмотря на то что Артур Андреевич формально не был признан преступником, он покаялся в церкви, устроился на работу в банк и учредил благотворительный фонд «Возмездие», помогающий жертвам насилия и беспредела.
Разговор с подчиненным занял не более минуты. «У нас авторитетное учреждение, и в нем должны трудиться авторитетные люди. А не те, которые, прикрываясь больничным листом, шарятся по борделям. Особенно во время мирового экономического кризиса. А уж если шаришься, так не попадайся».
Оправдания не принимались. Потому что в кадре не было человека, похожего на Вадика. В кадре был именно Вадик. Которому теперь предлагалось срочно зайти в банк и написать заявление об уходе по собственному желанию. То есть стать безработным без выходного пособия.
— Но я же не нарушал трудового договора… Почему по собственному? — скорее формально, нежели от чистого сердца протестовал он.
— Потому что в противном случае ты действительно окажешься на больничном. На настоящем больничном.
Больше Вадик не протестовал. Догадался, что телесюжет всего лишь хороший предлог, чтобы
