миллионов рублей… Возбуждено уголовное дело по статье „покушение на умышленное убийство, совершенное общественно-опасным способом, следствие ведет городская прокуратура…“.»
Чернакову уже звонили из какой-то газеты. Кажется, «Криминальной правды». С просьбой прокомментировать информацию. Правдива ли? «Коммерческая тайна», – ответил Вячеслав Андреевич и отключил связь.
Чернаков выключил радио. Что ж, рекламу он себе сделал великолепную. Вечером прорекламируют по всем каналам и в Интернете. Прогрессивные люди всего мира узнают про Вячеслава Андреевича и выйдут на улицу с плакатами «Позор!» и «Долой!» «Нет служебным романам!»
Он пристроился к веренице машин, замерших в пробке, выключил двигатель. Некоторые водители покинули салоны и обсуждали причину затора, жестоко поливая грязью властные структуры.
А Чернакову и не хотелось никуда ехать. Особенно в «Планету», где его с нетерпением ждали, чтобы учинить расправу и поплясать на старых радикулитных костях. Хотелось спрятаться в машине, словно в раковине.
Позвонила дочь. «Папа, это правда? Я сейчас слышала по радио. Какие еще неприязненные отношения?»
– Я перезвоню позже, Наташа, сейчас очень занят…
Ирина не перезванивала. Может, еще не в курсе случившегося.
Подозреваемый вину отрицает… Интересно, а как на самом деле? Впрочем, какая разница? Правильно «брат» заметил, улик там на десятерых хватит. «Покушение на убийство…» До пятнадцати лет, кажется…
И еще одну вещь брат верно подметил. Теперь дорога к счастью открыта. Дорогой ценой, но открыта. На ближайшее десятилетие проблем, связанных с мужем, у Юли не будет. А то и больше.
А это не так и плохо.
И виновным в таком положении дел Чернаков себя не считал. Никто не заставлял Диму партизанить. Сам дурак. Можно все было решить за столом переговоров. В конце концов, жены многих бросают, но это не дает право мужьям взрывать магазины.
А в самых потаенных уголках души и вовсе вздыхал с облегчением. Не сказать, что со злорадством, но с облегчением… Теперь и с Ириной разговор получится. Не такой нервный.
Он приободрился, завел двигатель. Кто-то пробил пробку, машины тронулись.
Глухарев, разумеется, узнал расклад не из выпуска новостей. Встретив Чернакова, вернувшегося из Большого дома, он не размахивал руками и не обвинял его в распутстве и раздолбайстве, как предполагал Вячеслав Андреевич. Лучше бы обвинял. Почему-то, когда орут, чувствуешь себя не таким виноватым.
– Что там у тебя с этой Юлей? Серьезно или так – «надлюбить» и бросить.
– Серьезно.
– Ну, это твои личные заморочки. А отсюда придется уйти, Слава…
– Догадываюсь…
– Нам, наверное, тоже. Я разговаривал с Тагировым. Хозяева уже все знают.
Дело хреново. Не вовремя ты загулял со своей продавщицей, ох как не вовремя. Хоть бы на пол годика раньше или позже.
– Здесь не подгадаешь.
– Да еще из дознания Аршанскому звонили.
– И что?
– Там возбудили дело. Превышение полномочий… В отношении тебя и этого…
Дуралея, как его…
– Лемешева… Быстро они.
Последняя новость Чернакова как-то даже и не огорчила. Для полного удовольствия оставалось свалиться на машине с моста и уйти под лед.
– Аршанский уже новую контору для охраны подыскивает. Надежную, – Василий Степанович усмехнулся, – где все будут заниматься на работе исключительно служебными делами. И смогут перекрыть каждый сантиметр вверенной площади.
– У нас есть шансы?
– Думаю, нет… Ты такого Лутошина знаешь?
– Конечно. Мой бывший подчиненный. Он приезжал на осмотр. А что?
– Он будет курировать дело от «убойного отдела». Хотя… Теперь без разницы, кто там что курирует.
Они находились в кабинете Чернакова. Генерал кивнул на стол.
– Напиши заявление… По собственному.
– Задним числом?
– Да какая разница? Перед кем обставляться?
Он сел, по привычке написал сверху листа «Рапорт», потом скомкал, взял другой лист и вывел гражданское «Заявление». «Прошу уволить меня по собственному желанию…»
