– Отсюда не выезжала, а других дорог нет.
– Где она?
– Вон, видите, – Владимир Иванович протянул руку в направлении алюминиевого цилиндрического ангара, покрытого слоем копоти, – это склад мебели. За ним авторемонтные мастерские, а за ними снова склады. Фура в пятом от дороги ангаре.
– Что там, кроме машины?
– Понятия не имею… Железо, вроде, какое-то. Я прикинулся, что заблудился, зашел внутрь, спросил у мужиков, фуру срисовал и сразу вам звонить.
– Хорошо, – Роман обернулся к УАЗику и махнул рукой, – пойдемте с нами, покажете. Да и лишняя помощь не помешает. Кто это в вашей машине?
– С автопарка парень один. Я его на всякий случай захватил.
Федор Андреевич, словно почувствовав, что речь идет о нем, вылез из «Ниссана» и направился к Сазонову.
Через минуту группа захвата была в сборе. Ульянкина, облаченного в форму, оставили в арьергарде, накинув ему поверх шинели желтый ватник. Дорога до места предстоящего сражения заняла четверть часа. Участковый промочил ноги и жалобно ныл, выясняя, почему нельзя было подъехать на машине.
– Вам сапоги для чего выдают? Хромовые, – пресек нытье Демидов, – Вот и носил бы. Они не промокают.
– Так я их на рынке цыганам толкнул. За две сотни. Все равно малы были.
– Какая экзотика… Ментовские сапоги цыганам. Хорошо, хоть не на анашу сменял.
Ангар представлял собой огромную ржавую металлическую бочку, сваленную набок. Роман толкнул массивную незапертую дверь и перешагнул через высокий порог. Демидов зашел следом. «Камаз», не боящийся грязи, почти полностью занимал внутреннее пространство, едва вписываясь в габариты ангара. Металлический лом, сваленный на свободном месте, дополнял внутренний интерьер. Два угрюмых товарища в камуфляже курили, сидя на деревянной скамеечке.
– Здорово, отцы, – подмигнул им Роман, – мы за машиной. Парни переглянулись и поднялись со скамейки.
– От Борюсика, что ли? Он, вроде, завтра собирался забирать.
– Планы изменились. Менты на хвосте.
Словно в подтверждении этих слов, в ангаре возник участковый Ульянкин, предварительно снявший ватник, и представший, таким образом, во всей милицейской красе. Правда, без сапог.
– Здравствуйте. Милиция. Участковый Ульянкин.
Дальнейшее происходило достаточно традиционно. Попытка бегства с препятствиями, нецензурное возмущение беспределом, сведенные болью зубы, лязганье браслетов… Короче, не Голливуд, где упомянутую сцену режиссеры растянули бы минут на десять экранного времени и спалили бы ангар вместе с «Камазом» к чертовой матери.
Владимир Иванович, горя от нетерпения, распахнул тяжелые двери фуры и, увидев коробки со стиральными машинами, нежно припал к ним грудью, словно Антей к матушке-землице.
– Целы… Целы…
Когда задержанных загружали в подогнанный УАЗик, к сияющему счастьем президенту негромко обратился Федор Андреевич.
– Владимир Иванович, простите за назойливость, вы ничего не забыли?
Сазонов скривился, словно проглотил мадагаскарского таракана, хотел что-то возразить, но не стал.
«Черт, если б не менты, хрен бы чего ему отдал. Я и сам бы машину нашел…» Он нехотя достал бумажник и отслюнявил две тысячи с таким видом, будто подписывал собственный смертный приговор.
– Спасибо, – поблагодарил ясновидец, пересчитывая деньги, – будут еще проблемы, звоните. Всегда готов помочь.
Спрятав кошелек, Сазонов угрюмо посмотрел на Романа.
– Это, между прочим, ваша работа… Вам за это деньги платят.
– Согласен, – вздохнул Роман, – но мы не всесильны. Бывают удачи, бывают поражения… Но, кстати, не позвони вам неизвестный… Вы не думали, кто это может быть?
– Без понятия… Я могу забрать машину?
– Чуть попозже, после небольших формальностей. Все должно быть по закону…
– Здорово, Нострадамус, – Роман хлопнул по плечу мужчину, изучавшего ассортимент книжного лотка, – как поживают кармические структуры?
– А, Ромка… Напугал. Привет, – Федор Андреевич пожал руку оперативнику, – кармические структуры поживают прекрасно, но все время просят жрать. Погоди, куплю кое-что. Молодой человек, будьте добры «Прикладную экстрасенсорику».
– Чо, типа боевик? – покосился на книгу стоящий рядом с Федором парнишка с внешностью бандита- дебютанта.
– В некотором роде.
– Ничего? Конкретный?