Плесень и муравьи…
– Ничего удивительного, – прокомментировал мой визит Глазунов. – Какой смысл его вызывать? Только время тратить. Или ты думаешь, повесточка в милицию человека рассудка лишает?.. Не лишает.
Сегодня вечером он позвонил и пригласил на психотерапию. Душа моя по-прежнему требовала успокоения, и я вышел во двор. Мы обсудили последнюю игру «Зенита», политическую ситуацию на Украине, гороскоп на неделю, урожайность картофеля, – короче, насущные мужские вопросы. После Егорка затронул женскую тему. Но душа не успокаивалась. Да и с чего бы ей успокаиваться? Люди жизнью рискуют из-за каких-то колготок, а уж сто тридцать тысяч условных единиц… Никто душу не успокоит, даже Кашпировский и доктор Курпатов вместе взятые.
– Уже месяц прошел, – напомнил я, – ты говорил, его могли поставить на учет.
Егорка понял, о чем я.
– Могли… Перебив номера.
– А как про это узнать?
– Если по Питеру – в управлении нашего ГАИ. Это, в принципе, несложно. Но сомневаюсь, что его здесь рискнут регистрировать.
– А если не по Питеру?..
– Тогда в столице-матушке. В информационном центре. Я могу отправить запрос, но ответ придет через месяца два-три. Или вообще не придет.
– Почему?
– А куда им торопиться? Это ж не их джип…
Егорка проводил взглядом фигуристую дамочку. Семьянин, а в сторону посматривает.
Я скис окончательно. Действительно, ведь, не их это джип.
– Надо Толика попросить… Он за пару дней справится. Он нам уже помогал.
– Какого Толика?
– Вялого. Какого же еще? Не Чубайса же…
– А причем здесь Вялый? И потом, он же здесь уже не живет… Я его года два не видел. Думал, переехал.
– Правильно, не живет, – подтвердил Егорка, поставив под скамейку пустую бутылку, – но не переехал. Он теперь в Интернете обитает. Пошли, озадачим его.
– Прямо сейчас?
– А чего оттягивать? Пока настрой есть, – Глазунов решительно поднялся.
Вялый, или Анатолий Завьялов, учился с Егоркой в одном классе и тоже жил в нашем дворе. В детстве мы дразнили его Завялым, потом просто Вялым. После школы он поступил в университет, увлекся информатикой. Закосил от армии по какой-то болячке. «Ботаник», одним словом. Жил он с бабкой, родители разбились лет пять назад, когда возвращались с дачи. Я действительно не видел Толика два последних года и считал, что он переехал в другой район. Женился там, или еще что. Иначе б мы должны были хоть раз, но встретиться.
– У тебя деньги есть? – Егорка задал хороший вопрос.
– Сотня. Бензиновая. В смысле, казенная.
– Казна подождет. Пузырь надо купить. Лучше коньяка.
– Не хватит. В нашем гастрономе дешевле ста пятидесяти нет.
– А на фиг нам гастроном? Пошли.
Егорка направился в соседний двор. Через пять минут мы стояли у бронированной подвальной двери, украшенной грозной табличкой: «Не входить! Опасно! Проводятся испытания!» Табличку дополнял портрет Чубайса, дабы у посторонних не возникало никаких вопросов, что там испытывают. Чубайса испытывают. Электричеством…
Глазунов замысловато и громко постучал в дверь. Я бы не повторил такой стук при всем желании. Спустя несколько мгновений лязгнули запоры, и дверь тяжело пошла вперед.
– Здрасте, Егор Михайлович…
Бородатая физиономия с угристой кожей сияла чистой младенческой улыбкой.
– Привет. Коньяк есть?
– Обижаете!.. Дагестан, «Хенесси», «Реми Мартен»…
– Давай «Хенесси».
– Момент… Вам в коробке или так?
– В коробке.
Физиономия исчезла. В дверную щель я заметил стол с батареей пустых разномастных бутылок и пару умелых волосатых рук, ловко протирающих их губкой.
– У них нормальный коньяк, – не дожидаясь моего вопроса, пояснил Егорка, – не бодяжный. Вернее, бодяжный, но качественный. Мы всем отделом здесь затариваемся, никто еще не умер. А чего переплачивать? Ты, кстати, тоже можешь. Пароль, главное, запомни.
Егор повторил стук. Я попытался запомнить.
