– Это мой отец, но он умер.
– Вы уверены?
– Что значит уверена? Он умер в девяностом году. Есть свидетельство о смерти.
– Верю, верю.
Я уже прошёл на кухню и сел на стул. Девушка проследовала за мной.
– Простите, а вас как величать?
– Наталья.
– Ничего, если просто Наташа? Так вот, Наташа, честно говоря, я и сам не знаю, что мне от вас надо. Извините за нетактичный вопрос: отчего он умер?
– Воспаление лёгких. Папа простудился сильно.
– Где он работал?
– Мастером на заводе.
– А вы кто?
– Я студентка, пятый курс.
Я чувствовал себя дураком. Придти с разбитой мордой и выпытывать неизвестно что.
– Такое название, как «Эспаньола», вам ничего не говорит?
– Говорит. Так корабль назывался в книжке про пиратов.
– Остроумно, но я не про корабль.
– Тогда не знаю.
– А отец не мог иметь к этому названию какого-либо отношения?
– Не думаю. Мы бы знали.
Я потрогал губу и взглянул на своё удостоверение, которое все ещё держал в руках. И тут меня осенило.
– А он случайно документы не терял? Паспорт или ещё что-нибудь?
– У него паспорт отобрали.
– Кто?
– Ой, эта целая история была. У нас машина есть, «Москвич» старенький. Папа ездил. Как-то в гололёд он «иномарку» стукнул. Непонятно, кто там виноват был. В «иномарке» парни молодые ехали. Трое или четверо. На самом-то деле их машина не очень сильно пострадала. Отец хотел ГАИ вызвать, но они не дали, предложили так разобраться. А попробуй, откажись – ребята-то здоровые были. Естественно, отец крайним оказался. Забрали они у него паспорт, сказали, отдадут, когда рассчитается. А сумму назвали – нам такую за целый год всей семьёй не собрать. Отец подумал, в милицию сходил посоветоваться, а потом решил денег не платить. Ну, они звонить стали, угрожать. Отец опять в милицию. А там – это ваше дело, надо было ГАИ вызывать, так что нас сюда не впутывайте. Объяснили только, как засечку телефонную сделать, если звонить снова будут. Отец тогда сам не свой ходил. Парни это снова звонили, деньги требовали, даже счётчик включили. Телефон отец засёк, да что толку! Не доказать ведь, что он в аварии не виноват. Потом, правда, прекратились звонки. Наверно поняли, что с отца просто взять нечего. Отец успокоился, аж помолодел; а потом на рыбалке простудился. Не одно, так другое.
Наталья замолчала и посмотрела в окно.
– Мать до сих пор в трауре. Они по любви женились.
Я пожал плечами. Не потому, что нечего было сказать, просто жестами эмоции иногда легче выразить, чем словами.
– Вот, собственно, и все. А паспорт отец потом в милиции восстанавливал, старый ему так и не вернули.
– Наташа, а телефон, ну, тот, что он засёк, случайно не сохранился?
– Я не знаю. Надо поискать. Мама все записи папины хранит. Пойдёмте.
Мы прошли в комнату, Наталья открыла секретер, достала картонную коробку и начала рыться в бумагах.
– Кажется, этот. Видите, написано – засечка.
Я взял листок и переписал номер к себе в блокнот. Абонент находился где-то в сфере жизненных интересов нашего отделения, проще говоря, на обслуживаемой нами территории, не исключено даже, что на моей земле.
Вернув Наталье записку, я попрощался и вышел из квартиры.
Ну, все понятно. Тот, кто воспользовался данными Усольского, просто не знает, что он умер. И этот некто исправно получает за него бабки в «Эспаньоле». Скоро мы узнаем, кто этот дармоед.
В отделении я вновь зарулил к Филиппову. Он, стоя у окна, курил, курсант Рома сидел за столом и писал какие-то бумаги. Прямо над ним в грозной стойке застыл Ван Дамм, демонстрируя с плаката литые бицепсы и суровый мужской взгляд. Стебок Женька прицепил к секс-символу Америки пару значков на майку и теперь Жан-Клод по совместительству являлся ещё и отличником советской милиции и кавалером юбилейной медали «70 лет уголовному розыску России».
Кстати, ещё неизвестно, что лучше – быть секс-символом или отличником МВД. Женька, как человек,
