— Кто это?..— спросил Анри.
Торговка разразилась отборной бранью. Хорошо, что никто из присутствующих не знал арабского языка. Иначе они бы услышали, что неверным собакам, которые подкладывают свои адские машинки в чужие семена, придется плохо. Причем очень и очень скоро, А если они думают, что...
Анри отрубил связь и с укоризной глянул на задержанного:
— Совсем заврались. И врете-то как-то глупо. Теперь вы за все ответите. И за уколы тоже...
— По всей строгости французского закона! — с видимым удовольствием добавил Егоров.
— Клянусь, я думал вы киллеры,— метался Троицкий. Его цепкий ум словно судорогой свело. Он понимал, что крепко попался, но до последнего не хотел в это верить.— Меня обманули!
— А как же мой полицейский жетон? — напомнил Анри.— Вы же его видели?
— Не видел,— быстро и радостно соврал Троицкий,
— Но ваши парни признались, что вы его выбросили,
— Его аквалангисты нашли,— уличил Егоров.
— Я думал, он фальшивый...
— Так не видели или думали, что фальшивый? — окончательно прижал Троицкого к стенке Анри, И повернулся к комиссару: — Все врет!
— Не волнуйтесь, Анри,— важно сказал комиссар.— Скажите, что уже есть ордер на его арест. В Париже возмущены случившимся.
— Вы арестованы,— сообщил Перес.
— Как? Не понимаю... — совсем растерялся Троицкий.— Я требую консула!.. Слышите?! Консула! Я хочу сдаться российским властям.
Лучше дома сидеть за убийство, чем во Франции за похищение полицейского и терроризм. Дома вообще сидеть лучше...
— Теперь уже не получится,— сухо сообщил Анри.
Лицо Михаила Демьяновича вытянулось.
— Это вам не кино... — важно закончил Егоров.
Камушек, запущенный Игорем, прыгнул по глади залива раз пять или шесть.
— Ловко у тебя получается,— позавидовал Рогов, у которого камешка хватало максимум на два «блинчика».
— А я когда в Кронштадтском райотделе служил,— пояснил Плахов,— у нас норматив такой был. По камушкам. Наряду со стрельбой.
— Надо же! — Рогов было поверил, но взглянул на Игоря и сообразил, что тот его разыгрывает: — Ага, заливай...
Толпа на набережной была такая же пестрая и шумная, но что-то неуловимо изменилось. Чувствовалось, что веселье идет на спад. Завтра — закрытие фестиваля.
— «Но все когда-нибудь кончается...» — с легкой грустью процитировал Рогов.— Слышь, Игорь, может, того... устриц с бургундским? А то обидно — были во Франции и не поели.
— А, может, лучше лягушек?
— Или лягушек... Деньги-то от Троицкого остались. И подарки, кстати, давай всем купим.
Плахов достал из кармана пакетики с семенами.
— Я для тебя уже купил, Держи.
— Что это? — Вася сунул нос в пакетик.
— Семена. Прованского корня. Еле достал.
— Жора же сказал, что это чепуха,— удивился Рогов.— Нет такого корня!..
— Но Федор Ильич-то об этом не знает,— пожал плечами Плахов.— Главное, сам знаешь, вера. Пускай выращивает.
— А на самом деле что тут?
— Я ж говорю — прованский корень...
— Ладно, пусть будет корень. Так что — устриц?
— Или лягушек?
— Или того и другого? И можно без хлеба.
— Ну давай уж хотя бы с красным вином... Все-таки Франция!
Из управления полиции Егорова провожали торжественно. Вся дежурная бригада выстроилась прощаться. Разве что цветов не вручили.
— Мы должны работать, мон колонель, рука об руку! — с пафосом говорил довольный комиссар.— Только так мы победим терроризм!
Перес переводил. Егоров морщил лоб и согласно кивал. Ему очень нравилось, что его назвали «колоне-лем», то бишь полковником. Хотя бы здесь, во Франции, сбылась его заветная мечта.
— Рука об руку — самое то в нашем деле! — сказал Егоров в ответном спиче.— Будут нужны мои показания в суде — вызывайте, не стесняйтесь. Подскочу с удовольствием.
— Не исключено, что понадобятся,— задумался комиссар.— Будем иметь вас в виду. Когда вы улетаете?
— Завтра... — помрачнел Егоров.
Уезжать не хотелось. Может, пока на месте, еще какое расследование быстренько замутить?..
Комиссар кивнул. Больше сказать-спросить ему было нечего. И так много сегодня языком болтал.
— Спасибо, Сергей Аркадьевич,—протянул руку Анри.— Если б не вы...
И жестом изобразил нечто, похожее на взрывающийся фестивальный Дворец.
Да, это была бы история — Тарантино, Пьер Ришар и Сергей Шалашов под одним завалом... И иранец этот с ними.
— Что вы, Анри, мы ж братья по оружию! — бодро отозвался старший группы.— Должны помогать.
— Если честно, я бывал другого мнения о русских,— признался, чуть покраснев, граф.
— Так приезжайте, еще не такого увидите,— пригласил Егоров.— У нас в Питере, знаете...
Сергей Аркадьевич задумался, чем бы таким удивить:
— Мосты всю ночь сводятся-разводятся. Чпок-чпок, чпок-чпок. И ночи белые.
— Я читал, конечно... Постараюсь вырваться.
— У вас есть какие-нибудь просьбы? — поинтересовался на прощание комиссар.
— Мне бы во Дворец попасть,— смутился Егоров.— На фестиваль. Мечта детства.
Комиссар улыбнулся. Это он мог. Приятно порадовать коллегу:
— Что ж, мечты должны сбываться.
Увидав своего обидчика на фестивальной лестнице, Абель Шмабель удивился, но, как и обещал на пресс-конференции, ничего не сказал и не сделал.
А Сергей Аркадьевич ничего вокруг не замечал. Слепили софиты. Он шел, воздымая руки, и, казалось, все Канны в эти мгновения аплодируют ему одному. Как все-таки жаль, что рядом с ним сейчас нет Кристины...
Сан Саныч с Шишкиным смотрели телевизор в кабинете генерала. Молча. Переводили взгляды с экрана друг на друга и опять на экран.
Егоров все не уходил с лестницы, все медлил у заветной двери, все отвешивал поклоны невидимой публике.
— Иди уже, Сергей Аркадьевич! — не выдержал генерал.— Кино начинается...
