Тайная жизнь пчел

Мы поднялись в комнату, которую она делила с Маей. Розалин стянула покрывало со своей постели.

— Давай залезай, — сказала она мне.

— А ты где будешь спать?

— Здесь, — ответила она, откидывая покрывало с постели Маи — розово-коричневое шерстяное покрывало, которое Мая сама связала. Розалин залезла в постель и вжалась лицом в подушку. Я знала, что она хочет почувствовать Маин запах.

Вы бы подумали, что мне приснится Мая, но, когда я заснула, мне явился Зак. Я даже не запомнила, что именно происходило во сне. Я проснулась, часто и тяжело дыша, и я просто знала, что мне снился Зак. Он казался близким и реальным, словно бы я могла сесть в кровати и коснуться пальцами его щеки. Затем я вспомнила, где он сейчас находится, и на меня навалилась невыносимая тяжесть. Я представила его койку с ботинками под ней, представила, как он, возможно, в этот самый миг лежит без сна и глядит в потолок, слушая дыхание других ребят.

С другого конца комнаты донеслось шуршание, и какое-то мгновение я не могла понять, где я. Находясь в полусне, я думала, что я в медовом домике, но потом до меня дошло, что этот звук издает Розалин, ворочаясь на постели. И тогда я вспомнила Маю. Я вспомнила, как она лежала в реке.

Мне пришлось встать, пройти в ванную и ополоснуть лицо. Я стояла там, в тусклом ночном свете, когда, случайно взглянув вниз, увидела красные носки, которые Мая надела на фаянсовые ножки ванны. И я не смогла сдержать улыбку. Эту черту Маи мне хотелось запомнить навсегда.

Я закрыла глаза, и в моей голове, одна за другой, стали возникать картины. Я увидела ее спиралевидные косички, искрящиеся под струей воды из шланга, ее пальцы, ломающие крекеры, трудящиеся, чтобы спасти жизнь единственному таракану. И ту шляпу, что она надевала в тот день, когда мы танцевали конгу с Дочерьми Марии. Но больше всего мне виделось пламя любви и страдания, которое столь часто озаряло лицо Маи.

В конце концов оно ее и сожгло.

* * *

После вскрытия, после того, как полиция официально зарегистрировала ее самоубийство, и после того, как в похоронном бюро Маю привели в порядок, она вернулась в розовый дом. Рано утром в среду, пятого августа, на подъездную дорожку въехал черный катафалк, и четверо мужчин в темных костюмах подняли гроб с Маей и перенесли его в гостиную. Когда я спросила Августу, зачем гроб занесли в дом, она ответила:

— Мы будем сидеть с ней, пока ее не похоронят. Я этого не ожидала, поскольку в Силване все, кого я знала, везли своих умерших близких из похоронного бюро прямо на кладбище. Августа сказала:

— Мы будем сидеть возле нее, чтобы хорошенько с ней попрощаться. Это называется бдением. Иногда до людей не сразу доходит, что такое смерть, и они не могут как следует попрощаться. Бдение поможет нам это сделать. Если покойник будет находиться в гостиной, это, несомненно, донесет до нас смысл смерти.

Было странно осознавать, что в доме мертвец, но если это поможет нам с ним попрощаться, тогда ладно, это я понимаю.

— Мае это тоже поможет, — сказала Августа.

— Поможет Мае?

— Ты знаешь, что у нас всех есть душа, и, когда мы умираем, она возвращается к Богу. Но никто не знает, сколько это займет времени. Может, это займет долю секунды, а может, неделю или две. Но в любом случае, когда мы будем сидеть с Маей, мы будем говорить: «Все нормально, Мая, мы знаем, что здесь твой дом, но теперь ты можешь идти. Все будет в порядке».

Августа попросила мужчин подкатить гроб, стоящий на специальном столике на колесиках, к скульптуре Нашей Леди в Оковах, и снять крышку. Когда люди из похоронного бюро уехали. Августа и Розалин подошли к гробу и посмотрели на Маю, а я все не могла решиться. Я бродила вокруг, изучая себя в каждом зеркале, но тут к нам спустилась Июна с виолончелью и начала играть. Она сыграла «О, Сюзанна!», чем заставила нас улыбнуться. Ничто не поможет вам расслабиться лучше, чем небольшая шутка во время бдения. Я подошла к гробу и встала между Августой и Розалин.

Это была все та же старая добрая Мая, не считая того, что ее кожа туго обтягивала лицевые кости. Под ярким светом лампы она буквально сияла. На ней было ярко-синее платье, которого я ни разу не видела, с перламутровыми пуговицами и овальным вырезом, и ее голубая шляпа. Мая выглядела так, словно в любую секунду могла распахнуть глаза и улыбнуться.

Эта женщина легко могла научить мою маму любым возможным способам избавиться от тараканов, не ссорясь с ними. Я на пальцах сосчитала дни, прошедшие с тех пор, как Мая рассказала мне, как моя мама здесь жила. Шесть. Но мне казалось, что прошло шесть месяцев. Мне все еще нестерпимо хотелось рассказать Августе все, что я знала. Думаю, я могла бы поговорить с Розалин, но я хотела рассказать именно Августе. Лишь она знала, что все это значит.

Стоя возле гроба, я взглянула на Августу и ощутила мощный позыв рассказать ей все прямо сейчас. Выпалить ей в лицо: Я не Лили Уильямс, я — Лили Оуэнс, и та женщина, что здесь жила, была моей мамой. Мая мне рассказывала. И тогда бы все тайное стало явным. И пускай случатся любые ужасные вещи. Когда я вновь посмотрела на Августу, она вытирала с лица слезы, ища в кармане платок, и я подумала, что будет крайне эгоистично вылить все это в ее чашу, когда она и без того была до краев наполнена скорбью.

Июна играла с закрытыми глазами, играла так, словно от нее зависело, попадет ли Мая на небеса. Вы в жизни не слышали подобной музыки — она заставляла нас верить, что смерть была лишь входом в иной мир.

Августа и Розалин в конце концов сели, но я, оказавшись у гроба, обнаружила, что отойти от него не так-то просто. Руки Маи были скрещены на груди, как сложенные крылья, — эта поза казалась мне не слишком лестной. Я взяла ее за руку. Рука оказалась холодной, как воск, но мне было все равно. Надеюсь, в раю ты будешь счастливее, сказала я ей. Надеюсь, тебе там больше не понадобится никакой стены. А если ты увидишь Марию, Нашу Леди, скажи ей, что мы знаем, что Иисус — главный среди всех, но мы делаем все, что можно, чтобы память о ней не угасла. Мне почему-то казалось, что душа Маи парит в углу комнаты под потолком и слышит каждое мое слово, хотя я ничего не произносила вслух.

И я бы хотела, чтобы ты встретилась с моей мамой, сказала я. Скажи ей, что ты меня видела и что я, по крайней мере пока, вдали от Т. Рэя. Передай ей эти слова: «Лили будет очень благодарна, если ты пошлешь знак, который сказал бы ей, что ты ее любишь. Не обязательно что-нибудь большое, но, пожалуйста, пошли хоть что-нибудь».

Я глубоко вздохнула, все еще держа ее руку и удивляясь, какими огромными казались ее пальцы по сравнению с моими. Мне кажется, теперь мы попрощались, сказала я ей. По моему телу прошла дрожь, и я почувствовала жжение под веками. Слезы соскальзывали с моих щек и капали Мае на платье.

Однако прежде чем отойти, я слегка изменила ей позу. Я сложила вместе ее руки и подоткнула их Мае под подбородок, словно бы она всерьез задумалась над своим будущим.

* * *

В то утро, в десять часов, пока Июна продолжала играть для Маи, а Розалин околачивалась на кухне, я сидела на ступеньках заднего крыльца со своим блокнотом, пытаясь все записать. Но на самом деле я поджидала Августу. Она ушла к стене плача. Я представляла, как она стоит там, вверяя свою боль щелям между камней.

К тому моменту, как я увидела, что она возвращается, я уже перестала писать и бездумно рисовала каракули на полях блокнота. Вдруг, на полпути, Августа застыла и стала разглядывать что-то на подъездной дорожке, рукой прикрывая глаза от солнца.

— Посмотрите, кто едет! — вдруг крикнула она и сорвалась с места.

Я до сих пор ни разу не видела, чтобы Августа бегала, и было невероятным, как быстро, огромными скачками, она пересекла лужайку.

— Это Зак! — крикнула она мне, и я, отбросив свой блокнот, мигом слетела со ступенек.