казачьих эшелонов. Здесь же Крымов узнал содержание телеграммы Керенского, объявлявшей Корнилова изменником.
В штабном вагоне Крымова дожидался офицер, который привез из Пскова копию распоряжения Корнилова. Донской дивизии предписывалось' двигаться на Гатчину, пунктом сосредоточения Туземной дивизии было назначено Царское Село, для Уссурийской дивизии — Красное Село. Позже, около четырех часов ночи, в штаб Крымова поступила телеграмма за подписью Керенского. В ней говорилось о том, что в Петрограде все спокойно, и содержался приказ немедленно остановить переброску корпуса к столице. Ввиду наличия противоречащих распоряжений Крымов предложил Дитерихсу выехать в Псков, в штаб Северного фронта, и там на месте разобраться в происходящем.
В девять утра Дитерихс был в Пскове и немедленно встретился с главнокомандующим фронтом генералом Клембов-ским. Однако и тот знал очень немного. Дитерихс связался по телефону с Могилевом. Ему удалось найти генерала Романовского, который ответил, что Корнилов по-прежнему остается на своем посту. Романовский сообщил, что в настоящее время идут переговоры с правительством, ответ из Петрограда еще не получен, но достижение компромисса очень вероятно. Он сказал, что Крымову следует дождаться подхода отстающих эшелонов, а за это время ему будут даны дополнительные распоряжения.
Днем 28 августа на станции Луга скопилось уже более десятка эшелонов с казаками 1 — й Донской дивизии. Дальнейшему их продвижению мешало то, что севернее города у станции Преображенская кто-то уже успел разобрать железнодорожные пути. Крымов послал на этот участок дороги казаков, которые, угрожая оружием, заставили местных путевых рабочих вновь уложить рельсы. Около четырех пополудни по приказу Крымова станция с телеграфом и телефоном была занята прибывшими войсками. Гарнизон Луги при этом никакого сопротивления не оказал.
Но это отнюдь не означало, что все проблемы решены. Крымов не мог с уверенностью положиться на казаков. Каждый час их пребывания в Луге и общения с местными и столичными агитаторами усиливал колебания в их среде. По этой причине в шесть часов вечера по приказу Крымова войска были выгружены из эшелонов и отведены к деревне Заозерье в 15 верстах от Луги по Псковской дороге.
Между тем передовые эшелоны Туземной дивизии 28 августа выдвинулись к Вырицам. Дальнейшее продвижение по железной дороге было невозможно ввиду повреждения путей. Шедшая в авангарде третья бригада (Чеченский и Ингушский полки) выгрузилась из вагонов и походным порядком двинулась на Царское Село. У станции Антропшино в десять часов вечера завязался бой. После первых выстрелов отряд, высланный из Царского Села, отступил. Но командир бригады князь А. В. Гагарин побоялся попасть в окружение и скомандовал о — ход.
После этого дивизия расположилась на станции Дно и в дальнейших событиях участия не принимала. В эти же дни Уссурийская дивизия добралась до Нарвы и Ямбурга, но здесь остановила свое продвижение. Везде имело место одно и то же — присланные из столицы агитаторы успешно сеяли сомнения в умах и без того колебавшихся казаков и горцев. Проходивший в эти дни в Петрограде Всероссийский мусульманский съезд направил навстречу 'Дикой дивизии' специальную делегацию, члены которой владели чеченским, ингушским, кабардинским и татарским языками. В результате дотоле крепкая дивизия начала на глазах терять дисциплину.
Все это заставило Крымова усомниться в успехе. К тому же он потерял контакт с главковерхом и не знал, как себя вести в сложившейся ситуации. Под утро 29 августа Крымова все же нашел посланный из Ставки полковник Д. А. Лебедев. За сутки до этого он выехал из Могилева на автомобиле и после многих часов блуждания почти случайно наткнулся на штаб командующего Петроградской армией. Лебедев сообщил о том, что Корнилов не собирается подчиняться распоряжению о своей отставке. По словам Лебедева, в Петрограде тоже зреет недовольство правительством и в любое время можно ожидать падения Керенского.
Эта информация заставила Крымова принять решение о возобновлении движения. 29 августа он подписал приказ, в котором объяснял причины этого. В первом и втором пунктах приказа воспроизводились телеграммы Керенского и Корнилова, в третьем говорилось о том, что казаки отказываются признать отставку Верховного главнокомандующего. Особо нужно отметить последний пункт. В нем Крымов утверждал, что в Петрограде начались голодные бунты. Он заявлял, что ставит перед собой целью только восстановление порядка и пресечение анархии и не посягает на республиканский строй.[364] Конечно, все рассказы о погромах в столице были ложью. Крымов пошел на это, рискуя быть разоблаченным, только из осознания собственной слабости. Это был единственный способ заставить казаков двинуться с места, хотя, как оказалось, способ ненадежный.
В ночь с 29 на 30 августа Донская дивизия по приказу Крымова выступила в направлении Луги. Однако, не дойдя до города четырех верст, войска повернули обратно. Оказалось, что два полка, 13-й и 15-й, отказались подчиниться распоряжению. Казаки, несмотря на ночь, митинговали. Прибывший на место Крымов заявил, что на первый раз он прощает нарушителей приказа, но в следующий раз будет поступать с ними по закону военного времени. Тем не менее генерал решил не рисковать и приказал отряду двигаться в обход Луги. Крымов старался держаться как обычно, но для него происходящее было крушением всех привычных представлений. До сих пор он считал, что неповиновение есть результат слабости командного состава. Теперь его 3-й конный корпус, сохранявший дисциплину в течение всех предыдущих месяцев, разваливался на глазах.
В Петрограде у Крымова был верный человек — полковник С. Н. Самарин. Когда-то он был начальником штаба у Крымова в бытность того командиром Уссурийской дивизии. Сейчас Самарин служил в военном министерстве. Посланец Крымова нашел Самарина, и тот сообщил, что постарается приехать в Лугу. Самарин (вероятно, через своего сослуживца Барановского) сумел переговорить с Керенским. Рано утром 30 августа он появился в штабе Крымова. Самарин предложил Крымову выехать вместе с ним в Петроград, дав гарантию от имени премьера, что его свободе и безопасности ничего не грозит. После совета с другими старшими начальниками Кры-мов решил принять это предложение.
В ночь на 30 августа Крымов и Дитерихс выехали из Луги и рано утром 31-го были в Петрограде. В столице Крымов сразу же направился к Алексееву. В этот день Алексеев уезжал в Ставку к Корнилову и специально задержался для того, чтобы выслушать Крымова. Позже Алексеев рассказывал: 'Крайне неутешителен был доклад генерала Крымова: под влиянием идущих из Петрограда распоряжений и агитации (посылка делегаций) дивизии корпуса нравственно развалились и едва ли были пригодны к работе, даже в том случае, если бы в деятельности их встретилась надобность даже в интересах самого Временного правительства'.[365] По свидетельству Алексеева, Крымов находился в крайне подавленном состоянии.
В полдень Крымов вошел в кабинет Керенского. Он попытался убедить премьера в том, что никогда не призывал к борьбе против правительства, что все его шаги были направлены исключительно на сохранение существующей власти. Керенский слушал сначала спокойно, но постепенно все более выходил из себя. Наконец он не выдержал и вскочил: 'Вы, генерал, очень умны. Я давно слышал, что вы умный. Этот приказ вами так скомбинирован, что не может служить вам оправданием. Все ваше движение было подготовлено заранее…'[366] Крымов пробовал оправдаться, но Керенский его не слушал. Он вызвал в кабинет прокурора И. С. Шабловского, который предписал Крымову явиться на следующий день для дачи официальных показаний. Керенский демонстративно повернулся к генералу спиной и перед уходом не подал ему руки.
Было около трех пополудни, когда Крымов покинул Зимний дворец. Опуда он направился на квартиру к своему знакомому ротмистру Журавскому в дом 19 по Захарьевской улице. Хозяин предложил гостю чаю. 'Да, да, конечно', — ответил тот, но его отсутствующий вид внушал сомнения в том, что он что-то слышит и понимает. Журавский вышел в другую комнату и вдруг услышал, как за дверью раздался выстрел. Крымов смертельно ранил себя в область сердца. Срочно вызванная карета скорой помощи отвезла его в Николаевский госпиталь, но было поздно. Через несколько часов, не приходя в сознание, он скончался.
Крымов успел написать письмо Корнилову. Его адъютант, рискуя быть арестованным, сумел доставить письмо в Могилев. Но Корнилов послание уничтожил, и что в нем было, так и осталось неизвестным. Возможно, Крымов упрекал Корнилова в нерешительности и необдуманном поведении. Зная характер Крымова, можно предположить, что любые колебания были мучительны для него. Единственный среди участников августовского выступления, он покончил с собой, потому что не мог вынести даже мысли о том, что ему предстоит предстать перед судом. Самый убежденный из 'переворотчиков', он и разочаровался последним. Смерть Крымова означала, что дело проиграно.
АРЕСТ КОРНИЛОВА
Панические настроения, характеризовавшие обстановку в Зимнем дворце в понедельник 28 августа, постепенно сменились новыми надеждами. Уже к вечеру вторника стало ясно, что угроза миновала. Победители жестоко мстили за свой недавний страх. По всей стране начались расправы над 'корниловцами'. В Бердичеве были арестованы главнокомандующий Юго- Западным фронтом генерал А. И. Деникин со своим начальником штаба генералом С. Л. Марковым, а также группа других генералов. Аресты прошли в Киеве, Одессе, Минске и других городах.
Керенский вновь почувствовал силу. Однако до той поры, пока Корнилов оставался в Могилеве, правительство не могло быть спокойным. При всех недостатках Керенского, он совершенно искренне стремился остановить надвигающуюся гражданскую войну. Для этого нужно было найти того, кто сумеет заставить Корнилова без сопротивления оставить свой пост. Собственно, сделать это мог один человек — генерал Алексеев. Ему Корнилов мог сдаться, не потеряв при этом лица. Но Керенский не доверял Алексееву и потому боялся назначения его главковерхом. Удобнее и безопаснее он был бы в роли начальника штаба. Было ясно, что Алексеев не потерпит над собой кого-то из скороспелых полководцев, вроде Черемисова или Верховского. Поэтому Керенский решил взять обязанности Верховного главнокомандующего на себя.
Однако Алексеева еще нужно было уговорить. По приказу Керенского утром 30 августа Вырубов отправился на Фур-штадтскую, в квартиру графа Келлера, где тогда жил Алексеев. На переданное им предложение генерал ответил решительным отказом. Вырубов вернулся во дворец и сообщил об этом Керенскому. Тот отреагировал крайне взволнованно и потребовал, чтобы Вырубов вернулся обратно и во что бы то ни стало убедил Алексеева принять предлагаемую должность. Вырубов заявил, что один он не поедет. После некоторых колебаний Керенский отправился вместе с ним.
Алексеева визитеры встретили у входа — он возвращался с прогулки. Генерал молча пожал приехавшим руки и не произнес ни слова, пока они поднимались наверх. Только войдя в спальню, он сказал: 'Уж если вы ко мне пришли, то выслушайте от меня всю правду…' Крайне резко он обвинил Керенского в попустительстве разложению армии и развалу фронта. По его словам, премьер-министр несет личную ответственность за катастрофическое положение страны. 'Керенский, бледный как полотно, молча слушал речь Алексеева, нервно опершись обеими руками о спинку кровати. Когда Алексеев кончил, Керенский сказал тихим голосом:
— А все-таки Россию спасать надо…
Наступило молчание, которое продолжалось минуты две. Затем Алексеев кратко произнес:
— Я в вашем распоряжении'.[367]
Разговор продолжился уже в Зимнем. Алексеев поставил свои условия: он не желал иметь дело с Некрасовым, которого считал главным виновником происшедшего; вторым требованием было уничтожение поста комиссара при Верховном главнокомандующем; наконец, Алексеев потребовал, чтобы посты военного и морского министров были замещены профессионалами. Керенский согласился на всё (забегая вперед скажем, что обещание упразднить должность комиссара при Ставке выполнено не было).
Немедленно после этого Алексеев поехал в военное министерство и по телеграфу связался с Корниловым. Интересная деталь — Корнилов, не желая снова стать жертвой провокации, первым делом потребовал, чтобы его собеседник удостоверил свою личность знанием деталей, известных только ему. После истории с фальшивым 'Львовым' все телеграфные разговоры теперь начинались с предварительной проверки.
Алексеев рассказал о своем предполагаемом назначении и особо подчеркнул, что в своих мероприятиях он предполагает следовать программе, предложенной Корниловым. В ответ Корнилов зачитал ему телеграмму, подготовленную к отправке от имени генерала Лукомского. В ней говорилось, что Верховный главнокомандующий готов оставить занимаемый им пост, но только при соблюдении ряда условий. Должно было быть официально объявлено, что в России создается сильная власть, свободная от влияния безответственных организаций. Генерал Деникин и другие арестованные вместе с ним лица должны быть немедленно освобождены. Правительство должно немедленно прекратить рассылку телеграмм и приказов, порочащих Верховного главнокомандующего и вносящих смуту в умы.
Корнилов попросил Алексеева, чтобы тот не задерживался и был в Ставке не позже 1 сентября. В противном случае он снимал с себя ответственность за дальнейшие события. Вечером около восьми состоялся второй разговор по телеграфу Алексеева и Корнилова. Алексеев проинформировал об изменениях в ситуации (в Ставке не знали почти ничего), Корнилов, в свою очередь, попросил помочь ему связаться с Крымовым.[368] Как мы уже писали, на следующий день Алексеев задержал свой отъезд специально для того, чтобы встретиться с Крымовым.
