ослабевают некоторые и из тех, которые прежде подвизались.
Мы же, смиренные и нижайшие из членов, опять как за свою священную главу, так и за прочих ратоборствующих отцов и братьев, осмеливаемся ходатайствовать и умолять, чтобы утешила нас святая и апостольская душа твоя. И во–первых, — что ты и делаешь, как мы веруем, — не прекращай богодоступной молитвы об утверждении и спасении всех, об этом просим священнейшее сердце твое. Во–вторых, доведи до конца при помощи Божией то, что по внушению Духа решено и определено тобой на пользу нам, смиренным, и для вечной хвалы твоей собственной добродетели.
Всесвятейшему отцу отцов, светилу светил, господину моему, Владыке, Блаженнейшему папе Александрийскому, Феодор, нижайший пресвитер и игумен Студийский.
Величайший дар моему смирению и предмет высочайшего желания — удостоиться письменной беседы с твоей апостольской главой, не только по ничтожеству моей малости, которая не в состоянии писать и к равным, а еще менее к такой великой и божественной главе, но и по трудности пути, особенно затрудняемого препятствиями язычников.
Однако по благоволению Преблагого Бога, мне даровано это по двум причинам. Во–первых, чтобы исполнить давнее мое, грешного, желание — мысленно прикоснуться к священным твоим стопам, ибо иначе невозможно было исполнить это желание. И во–вторых, что гораздо важнее, — известить божественнейшую главу твою, как состраждущую членам целого тела Церкви, постигшие нас здесь бедствия, весть о которых, как я думаю, разнеслась до крайних пределов вселенной ввиду важности этого зла.
Гонение постигло нас, блаженнейший, и тягчайшее из гонений. Некогда Ахав, ища пророка Илию, говорят, выжег все места, и этот пожар выражал ярость нечестивого (см. 3 Цар.18). А теперь потомок Ахава по сану и по сердцу тщательно разыскивает не только образ Илии, но и иконы Владыки его Иисуса Христа, Господа и Бога нашего, Богородицы и всех святых и, найдя, истребляет с великой яростью во всяком подвластном городе и селении.
Поэтому жертвенники разрушены до основания, храмы Господни опустошены, и в домах, и в общественных местах, и в мужских, и в женских обителях, древних и недавно воздвигнутых. Жалкое зрелище! Как обезображенные люди, как какие–нибудь чудовища, выглядят церкви Божии, лишенные своего украшения и ставшие обезличенными.
Было ли что подобное этому среди прежних нечестивых дел? Вероятно, нападающий на вас араб бывает стыдливее и христолюбивее в этом отношении. Но не таков наш Тавеил (Ис.7:9).
Впрочем, еще остались некоторые,
Что еще? Святые Отцы наши предаются анафеме, нечестивые прославляются, дети воспитываются в нечестивом учении, по навязанной учителям книге. Нигде нет гонимым прибежища у жителей, невозможно произнести ни одного благочестивого слова. Сети расставлены повсюду, так что муж опасается своей жены. Доносчики и соглядатаи наняты императором именно для того, чтобы разузнавать, не говорит ли кто чего– нибудь неугодного кесарю, не уклоняется ли от общения с нечестием, не имеет ли книги, содержащей какие–нибудь сказания об иконах или самой иконы, не принимает ли изгнанного, не служит ли содержащимися под стражей ради Господа.
И если кто–то будет уличен в этом, тотчас схватывается, бичуется, изгоняется, так что и господа преклоняются пред рабами, по страху доноса. Нам можно сказать, что
Поэтому мы, недостойные, возвещаем это святой душе твоей, как будто устами всех защищающих истину, прося тебя о заступлении и сострадании нам. Ибо мы уверены, что, если невозможно иначе помочь, то своими молитвами ты доставишь нам великую пользу в стеснительнейших обстоятельствах, снискав благоволение Божье.
А дабы ты отчасти знал, каково нечестивое учение безбожных, я приложил его к письму в тетрадях. Я, несведущий, опроверг его, по настоянию благочестивых. Прошу же рассмотреть это твоей божественной мудростью, недостатки исправить, ошибки мои простить, и не оставить поминовением в богоугодных молитвах твоих меня, как непотребного сына. Такое же письмо послано к патриарху Антиохийскому.
Всесвятейшему отцу отцов, светилу светил, господину моему, Владыке, патриарху Иерусалимскому, Феодор, нижайший пресвитер и игумен Студийский.
Итак, отсутствуя телом, но присутствуя духом, я, смиренный, во–первых, обнимаю ходящие богоугодно стопы твои, ибо это для меня благословение и освящение. Во–вторых, как будто по твоему наставлению, иду к священным местам: припадаю к божественной земле, по которой ходили Божии стопы, к Животворящему Гробу, в котором положено было всесвятое Тело Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, к месту святой Голгофы, на которой распят Господь славы.
Перейду к другим местам: взираю на святой Вифлеем, как на Едем, поклоняюсь божественным яслям больше, чем золотой стамне, ибо в них была не манна, но был положен Хлеб Жизни. Вижу святую гору, где было Божественное Преображение, гору Елеонскую, с которой вознесся на небеса Господь всех, святую Гефсиманию, в которой — гроб Пречестнейшей Владычицы нашей Богородицы, и многое другое, что не буду перечислять, чтобы слишком не распространять речь.
О, как и от одного только воспоминания сообщается освящение! О, сколь многих и сколь страшных святынь твое блаженство является главой! Ты первый из патриархов, хотя и считаешься пятым. Ибо где Епископ душ и Архиерей всех и родился, и совершил все Божественные дела, и пострадал, и погребен, и воскрес, и жил, и вознесся, там, без сомнения, наивысшее достоинство. Впрочем, об этом я дерзнул сказать по любви и благоговению, а теперь обращусь к другому повествованию.
Нас постигло гонение, блаженнейший, подобное языческим гонениям. Ибо сатана, почувствовав, что уже при дверях блаженная надежда и явление славы Великого Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, больше возжигает пламя ересей, — предзнаменования антихристова пришествия.
Что это? Нечестие, возникшее некогда при Льве и Константине и сильно неистовствовавшее, но низвергнутое божественным наказанием, теперь опять возобновил одноименный и соименный нечестию император [ [129]], да так, что затмил их неистовство. Он преследует изображенного на иконе Христа с Его Матерью и служителями, и где найдет — истребляет, сжигает. Поэтому