возлюбленные.
А с нами Бог, восток, запад, север и море. От этого радость, хотя бывает и плач о погибающих. Стойте же мужественно, с благодарностью принимая страдания ради Христа, как сокровища. Какое прекрасное время для ратоборцев, благоприятное, благоухающее подвигами более всех ароматов! Течет мученическая кровь в Церкви, и Церковь орошается больше, чем Едем, напоенный четырьмя потоками. Умножаются лики мучеников от века. Ублажаемое у древних исповедников ныне является пред глазами.
Неужели же не поспешишь на подвиг ты, слышащий это, сетующий на жизнь горную, или пустынную, или как–нибудь укрываемую? Оставайся же там, где ты находишься, ибо у тебя такое великое блаженство. Молись и прославляй блаженнейших, отражай невидимого дракона, веди внутреннюю борьбу с плотью. Пусть побеждает дух, пусть порабощается тело, чтобы была свободна душа, госпожа и владычица, имея мир с Богом. Если будет так, то будет ежедневное мученичество, богоуготованные венцы.
О нас, грешных, не беспокойтесь, хотя вы и слышали, что мы опять подверглись бичеванию. Мы перенесли это по молитвам вашим с благодарностью, с радостью. Не долго длилась эта беда. Только не переставайте воздевать ваши преподобные руки. Мы веруем, хотя и весьма немощны, что таким образом воздвигнем трофей против Амалика. Усердно приветствует вас брат ваш Николай.
Не насытится ухо мое слышанием слов твоих, ибо ты говоришь необходимое и настоятельно необходимое. Услышав то же и теперь, добрый сын мой, я, смиренный, воспел благодарственную песнь, ибо не оставил Господь до конца Церковь Свою, но показал, что она имеет в себе силу, подвигнув братий наших с запада на обличение безумия здешних и просвещение сражающихся во мраке ереси. И, однако, эти упорные уклонились и не открыли очей сердца. Свидетельствую пред Богом и людьми: они сами себя отторгли от тела Христова, от верховного престола, на который Христос положил ключи веры, которой, по обетованию Неложного, не преодолели и не преодолеют до скончания века врата адовы, т. е. уста еретиков (Мф.16:18).
Итак, да радуется блаженнейший и апостольский и соответствующий своему имени Пасхалий [ [187]], ибо он исполнил дело Петра. Да восхищается все общество православных, ибо оно своими глазами видело посещение Христово, подобно нашим древним Святым Отцам. Прочее пусть будет, как угодно Богу. Пусть мученическая кровь орошает Церковь, пусть умножается сонм исповедников. Это благоволение Божие, это радость и веселье, хотя и весьма прискорбно за погибающих.
Что могут сказать противники? Восток не на их стороне, запада они лишились, от пятиглавого церковного тела отторглись, ибо еще жив священный Никифор. Итак, они чужды Христу, следовательно, мертвы и ходят во мраке. Если же они господствуют в пустыне ереси, то это свойственно и разбойникам: они и умерщвляют, как те, проливая кровь, можно сказать, ежедневно. Об этом довольно.
Какое для меня торжество по случаю обращения Леонтия! О величайшие чудеса Божии! Как только ты, друг, не представлял этого врага Христова. А я думаю, что он поступил в этом деле подобно Киприану, когда, будучи отвергнутыми императором, присоединился к ратоборцам и подвижникам, по сказанию о приснопамятной Иустине [ [188]]. Дай, Господи, чтобы наконец с ним произошло то же, что и с тем!
О заключении твоем под стражею, еще более отдаленно, я скорблю по причине твоей немощи. Впрочем, мужайся и укрепляйся, исповедник Христов, как мы прежде решили. Для того, чтобы ты имел более точные сведения, прибавлю следующее: начальник темницы еще держит нас под стражей.
Почему и каким образом? Так как в необходимых случаях нужно приспосабливаться к обстоятельствам, то мы, встретившись с хонийским ересеначальником [ [189] ], — ибо мы были отведены туда сначала взявшими нас из восточных стран, — поклонились, и он поклонился, и приветствовали его. Когда же он позволил прийти к нему мне и господину Афанасию, то мы и пили вместе однажды или дважды, но не вкушали пищи вместе с ним, хотя этот змей упрашивал и льстиво уговаривал. Мы соблюдали осторожность, затем были отведены оттуда к тому дракону, у которого теперь и находимся. Тот, узнав ход дела, ни к чему нас более не принуждал, не имея возможности убедить. Впрочем, при свидании с нами он завел речь о деле, сказав: «Как ничтожен и маловажен предмет спора!»
На это мы ответили: «Напротив, весьма важен, и если тебе угодно, скажи и сам выслушай». Впрочем, оставим теперь то, что было. О прочем долго говорить. Упомяну лишь о конце речи, из–за которого я и начал. Этот хитрец думал мало–помалу увлечь нас, не заводя речи об иконах, но посредством некоторых благодеяний, дружеской беседы, напоминания о своей власти, — ибо он поставлен над пятью областями, — и похвал императору.
Придя, он завел такую беседу и даже, чего ни разу не делал во время нашего заключения под стражей, подал питье. Я со смущением принял, выпил, перекрестив трижды, и почувствовал страх. Спустя немного он незаметно отвел меня в сторону. Я завел речь об истине, ободрился и он. И мы сразились друг с другом словами, при этом он изрыгал из своих уст насмешки, а я кротко продолжал говорить о деле и потому, что он склонял речь к императору, и для того, чтобы нам не разойтись друг с другом неспокойно.
Когда же я высказал свое предложение, то он не нашелся, что отвечать. И я сказал: «Разве это богохульство? Разве Отец и Дух не принимали участие в том, что совершал Христос как Человек?» Он согласился и подтвердил, что это так. Затем беседа прекратилась, и мы разошлись, как после сражения. Но отходя, он сказал: «Я думал, что он совершенно ничего не знает, но я заградил ему уста». Я знал, что он весьма невежествен в своем нечестии, и заботился только об одном, — о том, чтобы отклонить подозрение и явиться перед начальником нечестия в том виде, в каком подобает, ибо не следует
Феодор, грешный монах, — духовным отцам моим и братьям, исповедникам и подвизающимся в темницах,
Услышав, возлюбленные, о вашем мученичестве доброго исповедания ради Христа, я воспел, прославил Бога, призвавшего вас, как словесных агнцев, из отдаленной страны в столицу, чтобы пролить кровь в воню благоухания пред Ним, как свет для людей, ходящих во тьме еретического омрачения. Потом я, смиренный, сильно желал увидеть вас, подвижников, и обнять каждого, влекомый к этому пламенной любовью. Но так как это сделать телесным образом невозможно, то я переношусь к вам посредством письма и, став среди вас, обнимаю ваши святые стопы и лобзанием святым целую ваши священные лица.
О доблестные воины Христовы, призванные как будто по небесному набору. О светлые звезды, в ночи нечестия сияющие Православием! О более драгоценные, чем золото, блистающие ярче смарагда и жемчуга! Желал бы я по достоинству увенчать вас многими именами, но не могу, ибо меня стесняют границы письма. Выражая все одним словом, скажу: ваше мученичество равно древнему мученичеству. Ибо это очевидно: человек, исповедующий, что он принимает икону Христову, исповедует Христа, так же, как и в случае отрицания происходит обратное. Чествование образа восходит к первообразу, как сказал Василий Великий, и в образе выражается первообраз, как сказал еще премудрый Дионисий.
Так как Христос есть совершенный Человек, не имеющий недостатка ни в чем, свойственном людям, то Ему свойственно быть изображаемым на иконе, подобно всякому человеку. Между тем Он же неописуем, как совершенный Бог. А если Он неописуем по Своему телесному образу, то Он и не Человек, ибо первый и истинный признак того, что Он Человек, — возможность Его изображения на иконе. Не говорю о Владычице всего — Богородице и обо всех святых вообще, для которых является оскорблением отвержение их досточтимых икон.
Впрочем, разумный понимает, а оскорбляющий оскорбляет к своей погибели, противореча
