посещение; за то, что ты один написал мне; и молись о том, чтобы я хотя бы когда–нибудь благоугодил Богу».
Должен сказать, что я готов к бичеванию ради Христа, в чем бы ни понадобилось проявить Ему верность; хотя и всяческим образом избегаю искушения, снисходя к своей слабости, а вы — деятельны. Так и ты поэтому пребудь в служении в особенности мне, отправляя ко мне письма и послов, сколько на то, по твоему мнению, будет воля Божия. При этом условии я все вынесу, хотя бы царь грозил огнем, или мечем, или зверьми, или чем угодно. Это не потому, чтобы я был силен, — на самом деле я слабее паутины, — а потому, что каждый христианин должен располагать себя по воле Божией. К тому же и дело исчерпано благополучно, ибо стражи — и здешний старец, и монах — успокоились. С нами Бог и ваши молитвы. При удобном случае сообщи мне, куда разошлись братия, получили ли десять и семь мои письма, и, если возможно, пошли к десяти братиям, как мы условились. Состоящие при мне братия тебя целуют.
Действительно, чадо, я досадовал на промедление, но, понимая, что это из–за зимнего времени, не негодовал. А теперь, одновременно и получив письмо, и увидев брата, и с обеих сторон узнав, о чем спрашивал ранее, я возблагодарил Господа, изволившего нашему доброму брату и отцу (я разумею архиепископа) с прочими братиями и отцами подвергнуться изгнанию за истину. Вы малодушно унываете по причине ожидаемого передвижения, но ничто не останется без возмездия. Будьте ради Господа готовы на все, что Он повелит.
Хорошо было бы в ясную погоду отправиться морем в Константинополь одному брату Протерию для того, чтобы письма были получены по крайней мере теми, к кому я недавно писал (даже если не получат другие). Если даже он и не прибудет сюда, на нем пребывает мое смиренное благословение. Я дал ему распоряжение обо всем. Пусть он осмотрительно войдет в ворота и вручит письма; пусть не ходит беспечно и везде проявляет осторожность. Да будет Господь над ним покровом по молитве отца нашего. Если придет помощник эконома, напомни о нем, чадо, чтобы нам обсудить положение и, со своей стороны, сделать, что следует. Если что–нибудь опять узнаешь об отцах, при удобном случае напиши мне. А пока продолжается зима, не трудись посылать нам что–нибудь не первой необходимости. Я только желал бы узнать, когда соберется брат Тимофей, чтобы дать ему письма. Бог да будет тебе, чадо, покровом во всем. Из наших приветствуют тебя братья ? и ? [[269]].
Ты, чадо мое богожеланное, хорошо поступил, послав брата с доброю вестью. Возрадовавшись при виде его, а также услышав его сообщения, мы возблагодарили Господа. Ты решил, что после изустной речи для нас не было нужды в письменном обращении. Но это не так, тем более, что и устно ты не ответил нам на наши вопросы, а именно о том, можно ли написать сосланным епископам и хорошо ли написать ямбами стихотворение на иконоборцев — не столько для пользы других, сколько для своей собственной, чтобы, дав работу уму, отвлечь его от нелепостей. Поэтому каждый раз пиши, посылая с кем придется, — хотя бы о том, что ты здоров и что братья живы. Твое короткое приветствие для меня дороже, чем длинные речи других. Ведь я дышу только тобою, мое сердце.
Необходимо опять послать моего Протерия к тем, кто в городе, проведать наших братьев. Полагаю, что хорошо было бы тебе вручить ему и письмо к братии аввы Григория, чтобы укрепить их в твердости. Нужно и другим сделать то же, а не только нам, — в последнее время я стал воздерживаться от этого из опасения, чтобы это не сделалось известным. К живущим же в Студийском монастыре обратись непосредственно с утешительною речью, сообщив, что я за них молюсь и волнуюсь. Не бойся, чадо, Христос с нами,
Получив первое и второе твое письмо, я обрадовался, чадо мое, и обрадовался безмерно — и стойкости твоей души, и твердости твоей веры, и твоей настойчивости, и ревности во всем прочем. Благодарение Господу, укрепляющему и утверждающему тебя в страхе Своем! Господь премудро сохранил тебя доселе в безопасности для исполнения необходимых послушаний. Я также видел и доброго Гаиана и укрепился душой, получив известия относительно десяти. Одно лишь огорчило меня, — а именно, что с двумя братьями, пришедшими некогда из Пелекитского монастыря, обошлись не как с нашими членами и братьями. Пусть отныне обходятся с ними именно так, как нужно, как этого требует любовь Божия.
Я получил все, что ты прислал и в этот раз; обрадовался книгам, да и всему прочему. Господь за это да упокоит тебя, чадо мое, в царствии Своем.
Вас тяготят встречи с еретиками, но и это испытание полезно для вас. Поддерживай брата Тифоия, смягчись, так как написано:
По милости Божией я, чадо мое возлюбленное, видел брата Силуана с Дорофеем. Я сказал: «по милости», потому что они пришли не с дурною целью и не несвоевременно, явившись именно в такое время к своему отцу, хотя я и не достоин. Я видел, с какими предосторожностями они пришли, чтобы встретиться со мною незаметно для других. Я им советовал нигде, даже случайно, не упоминать о свидании. Так я отпустил их с миром, найдя Силуана в хорошем состоянии. Прими по–братски его и ты, когда он придет к тебе с добрым Дорофеем, из личного побуждения и расположения к тебе, из сильной любви и уважения. Ведь он не притворялся (как об этом сообщили тебе), когда в первый раз хотел к тебе прийти. Впрочем, он устно объяснится. Я понял его внутреннее состояние по манере сидеть и теперь совершенно спокоен, убедившись в его полном смирении.
Я почувствовал облегчение, узнав от него о том, как архиепископ отправился в путь, а также о заключенных братьях наших. Теперь я желал бы узнать то же и о брате Протерии: скрылся ли и он, испугавшись зимы? Поэтому, когда кто–нибудь, согласно нашему условию, придет сюда, сообщи мне обо всем. Господь да будет со духом твоим.
Благодарю Бога моего, что ты пребываешь в здравии; об этом я узнал из честного твоего письма. Далее, как могу я, несчастный, выслушивать от твоего боголюбивого преподобия такие слова, которые скорее я должен воздавать твоей дивной добродетели, ибо ты, как немногие из епископов, прославил Господа. И не только теперь, когда и некоторые из наших братьев вместе с тобою обратились к высшей истине, но и в прошлом, можно сказать, с самого начала своего епископства, когда многие пастыри (хотя это выражение и резко), обезумев, перестали искать Господа, — ты прославил Его в темницах, уединении, нуждах, тесноте, болезнях, слезах, угнетениях и во всякого рода притеснениях. Твоя слава апостольская, твои победы равны отеческим! Хотя и я терплю нечто подобное, но незначительность моей степени и сила моих грехов покрывает все это и не дает обнаружиться.
Впрочем, твои доблести — пример для меня, многожеланный брат, превзошедший других; поэтому, прекратив похвалу, я лучше попрошу молиться обо мне, чтобы моя смиренная душа укрепилась в страхе Божием против видимых и невидимых врагов с помощью твоей молитвы и блаженного отца нашего. Я очень боюсь за себя, брат, доколе пребываю в этом теле, и если на что–нибудь дерзаю, то лишь в надежде на Бога, просвещающего отчаявшихся по Своей великой милости.
Я очень рад, что добрый Афанасий разделяет с тобою утешительное уединение в изгнании. О том же, каковы обстоятельства здесь, сообщит обязательный Силуан, знающий это по опыту; и не только об этом, но и обо всем, что я не мог сообщить в письме. Уготовал ли Господь нам еще во плоти увидеться друг с другом — на все Его воля. Так или иначе, но ты, отец, молись о том, чтобы мы с отцом, вернее, с отцами и братьями — все вместе увиделись в блаженной жизни, и чтобы благосклонно воззрел на нас Бог, ради
