действительного блага, то почему же ты, возлюбленный, обвиняешь нищету, при которой поприще добродетели протекается удобно, путь негладкий и трудный для совершающих оный делается ровным и легким?
И говорим это, не богатство осуждая, не злом врачуя зло. Ибо если богатство худо, то хула падает на Давшего оное. Напротив того, говорим, что богатство и бедность Самим. Творцом предлагаются людям, как некие вещества или орудия, и люди, имея их, как художники, могут или изваять образ добродетели, или слепить кумир порока. Но при богатстве едва кто и несколько членов добродетели изваяет во всей красоте, а при бедности многие могут произвести целый образ. Поэтому не будем осмеивать бедность, сию матерь добродетели, и охуждать богатство, но станем обвинять не пользующихся им, как должно. И железо дано людям быть содейственником при строении дома, в земледелии, в мореходстве и помощником в других искусствах, нужных для жизни. Но с неистовством нападающие друг на друга не дают железу служить только для необходимых потребностей, а употребляют его на убиение друг друга. Однако не железо обвиняем за это, но осуждаем лукавство употребляющих его во зло. Так и употребление вина дано людям для веселия, а не на безумие сердца, но любящие неумеренность и предавшиеся пьянству сего родителя веселия делают отцом безумия. И мы, произнося справедливый приговор, употребляющих Божий дар во зло называем винопиицами, пьяницами, людьми дурными, а в вине видим Богоданный дар. Так будем судить и о богатстве, и о пользующихся богатством: первое освободим от обвинения, а последних, если будут справедливыми его распорядителями, увенчаем великими похвалами, а если, превратив порядок, окажутся рабами богатства, исполняющими всякое его повеление и услуживающими во всяком дурном деле, то составим на них приговор, обвиняющий в худом поведении, потому что поставленные властелинами, нарушили право владычества и господство обменили на рабство.
Но, может быть, иной из умеющих делать возражения только на сказанное хорошо спросит: почему Творец приобретение богатства даровал не всякому человеку, но одним определил жить в богатстве, а другим дал в удел бедность, и жизнь соделал исполненною великого неоднообразия? Но и мы охотно спросим возражающего: почему Создавший телесные члены не всем им дал одну и ту же деятельность, но глазам поручил различение цветов и очертаний, слуху дал способность знать различие голосов и звуков, ноздрям — принимать в себя испарение и отличать зловонное от приятного, языку — судить о качестве вкусов, знать различие сладкого, кислого, пряного, горького, жирного, ногам дал силу ходить, рукам уделил силу производить всякого рода работы, чрево соделал приемником пищи, печень — местом ее очищения, головной мозг — сокровищницею мозжечков, сердце — источником теплоты, в бьющихся жилах заключил дыхание, и кровеносные жилы соделал проводниками крови — каждому члену дал особую деятельность? Все поименованные члены и те, о которых умолчано, служат к совершенству единого тела; впрочем, каждому вверено нечто особое, хотя служит он и делу общему. Глаз служит путеводителем ногам, указывает, где гладко, и отвращает от мест неровных, но его самого носят ноги. Ухо, принимая в себя звуки, возбуждает глаз к зрению и посредством зрения открывает причину, производящую звук. И сказанное нами да будет подтверждено апостольским свидетельством:
Но ты крайне гневаешься, что не ко всякому человеку льются отовсюду потоки богатства, не все живут в великолепных домах, не все украшают тело отличием должностных и воинских одежд, не все ездят на конях и мсках, не у всякого есть множество предходящих и последующих и рой слуг, готовых на всякие услуги, не у всякого позлащенные ложи, мягкая и нежная постель, искусные повара, придуманные удовольствия, отовсюду стекающиеся забавы, воспламеняющие сластолюбие. И как человеку приобрести целомудрие, возбуждая против него столько врагов, изгоняя его из всех составов души и тела? Как ему навыкнуть благоразумию, столько бремен взгромоздив на разумную силу? И что говорить о целомудрии, справедливости, мужестве, благоразумии, когда не терпят слышать даже их имен?
Да и как богатство может быть приобретено всеми, когда все состоят в одинаковом достоинстве? Как достанешь для себя необходимое, когда права всех равны и у всех одинаково изобильный достаток? Кто согласится служить, имея такое же во всем обилие? Кто захочет стоять при очаге и готовить кушанье, если не принуждает его скудость? Кто будет печь хлебы или молоть жерновом пшеницу, решетом отделять отруби, месить тесто, сажать в печь, терпеть пылающий огонь? Кто рабочих волов поведет под ярмо, станет обрабатывать землю и, сжав, что выросло и созрело, передавать на гумно, отделять от соломы, если бедность не понуждает к трудам? Кто займется обтесыванием камней, повезет их на постройку домов и, искусно приладив один к другому, будет строить дома, если не нудит его скудость и не побуждает к работе? Кто возьмется за кораблестроительное искусство, будет кормчим, станет промышлять торговлею, мореходством? Кто будет ткачом, кожевником, горшечником, медником? Если бы все приобрели равные состояния, это не позволяло бы служить друг другу, но необходимо было бы одно из двух: или каждому человеку со тщанием заниматься по нужде всяким искусством, или всем вместе погибнуть от недостатка вещей необходимых. А что одному человеку заниматься всеми искусствами невозможно, об этом нет нужды и говорить, потому что свидетельствует о сем опыт. Если бы кто пожелал изучить вдруг два искусства, то оба погубит, потому что одно будет вредить другому. Ум его, делясь между обоими и не будучи в состоянии обнять того и другого, хотя из обоих схватывает некоторые части, но ни об одном не получает точного и совершенного сведения Почему оставалось бы всем потерпеть конечную гибель, по причине равно изобильного у всех достояния, и со всеми случиться тому же, что бывает с уничтожающими в себе пресыщением удовольствие при вкушении пищи. Последние частым употреблением лакомых яств ослабляют позыв на пищу, а первые по привязанности к имению желают сделаться скудными в самом необходимом и погибель при богатстве предпочитают жизни при бедности.
Но их оставим в их безумии, сами же и из сего докажем Божию попечительность и дадим видеть, что сей так называемый ими недостаток однообразия служит средством к жизни приятной и основанием наилучшего образа жизни. Ибо окажется, что Правитель всяческих и при этом имел в виду равенство. Во– первых, всем дал Он землю, как общий помост, общее жилище, общую питательницу и матерь и общий гроб, всем дал единое начало происхождения, сию праматерь — персть; над всеми распростер общий кров — небо; всем даровал солнце, луну и другие светила, как общих неких светоносцев; посреди разлил воздух, и его предложив также всем, как общее некое богатство, потому что богатые вдыхают его не больше бедных, напротив того, и бедность получает здесь равную, или лучше сказать, большую долю: питомцы ее многочисленнее и чувства их крепче и свободны от излишних бремен. Реки и источники для всех также изливают общие токи. И тела опять богатых и бедных создал Бог так же одинаковыми, лучше же сказать, и в этом преимуществуют бедные, потому что тела их здоровее. Скудость, по слову мудрейшего из врачей — матерь здравия, труды и телесные упражнения, по слову того же учителя, — содейственники здравия. И души у богатых и бедных одного и того же естества. Для тех и других один образ зачатия, одно основание происхождения — супружество и равно число месяцев чревоношения. Время не уважает обилия имуществ и не соглашается, устыдясь богатства, прежде положенных пределов извести младенца на свет или долее удержать его в матерней утробе, — но одинаково и у богатого, и у бедного исходит младенец на свет; рождение того и другого бывает в болезнях, лучше же сказать, если верить опыту, роды бедной легче и болезней рождения у ней меньше, потому что привычка к трудам облегчает для нее сии болезни, почему врачи и живущим в роскоши во дни чревоношения предписывают необходимый труд. Поэтому богатые и бедные, хотя во чреве носят одинаково, однако же рождают неодинаково, но где утешение богатства, там большая трудность, а где скудость необходимого, там помогает природа, утешая легкостью; лучше же
