своему Отцу, этого человека освободил от греха и тления. Веруем и тому, что в положенное неопределенное время Он будет судить всех и во всем. Но безрассудство еретиков столь важно и ум их ослеплен таким непроницаемым мраком, что они не могут видеть света истины. Они не понимают, в каком смысле сказано: «да и тии в нас едино будут» (Ин.17,21). Ясно, каким образом едино. Апостолы приняли Святого Духа Божия, однако ж от этого сами не были Духом и никто из них не был ни Словом, ни Премудростию, ни Силою, ни Единородным. Как Я и Ты едино есмы, сказал Господь, так и они да будут в нас едино. Но в божественном изречении положено точное разграничение. В нас едино да будут, говорит Он; не сказал, как Мы едино есмы, — Я и Отец, но да будут тии, то есть ученики, через союз и единение между собою, едино в вере, исповедании, благодати и благочестии Бога–Отца, да возмогут тии быть едино по благоволению и любви Господа и Спасителя нашего. Из этого послания можно видеть и клеветливость обвинителей, и несправедливость прежних судей, и вместе здравый смысл догматов сардикского собора. Бывшие на нем блаженные отцы изложили для нас учение не только о существе Божием, но и о домостроительстве спасения. Узнав обо всем, Констант досадовал на легкомыслие брата, особенно же негодовал на тех, которые тут развивали свои замыслы, злоупотребляя удобопреклонностию царя. Итак, избрав двух епископов из числа бывших на сардикском соборе, он послал их с письмом к брату, и в сопутники им дал одного военачальника, по имени Салиан, отличавшегося благочестием и справедливостию. В самом же письме Константа содержались не только увещевания и советы, но и угрозы естественные в устах царя благочестивого. Он писал брату, во–первых, о благосклонном выслушании посылаемых епископов и о том, чтобы он обратил внимание на дерзкие поступки Стефана и других; потом, о возвращении Афанасия его пастве, так как и клеветы на него, и неприязненность к нему прежних беззаконных его судей — все открылось. К этому он присовокупил, что если Констанций не послушается и не окажет справедливости, то он сам пойдет в Александрию и возвратит Афанасия жаждущим присутствия его овцам, а толпу ненавистных им людей выгонит. Констанций был в то время в Антиохии. Получив здесь это письмо, он дал обещание все исполнить по воле своего единоутробного брата. Но те, для кого такое обещание было досадительно, то есть обычные враги истины, подготовили к сему случаю одно весьма дурное и нечестивое дело. Для помещения приехавших архиереев отведен был дом при подошве горы, а военачальник занял другую квартиру.
Глава 9. О епископах Евфрате и Викентии и о коварном умысле против них в Антиохии
Стефан, державший тогда кормило антиохийской церкви, погрузил свой корабль в бездну. Между прочими исполнителями необузданного его тиранства, распоряжаясь которыми он окружил православных всякого рода бедствиями, главным был один молодой человек, необыкновенно дерзкий и предавшийся беззаконной жизни. Он с ругательствами и побоями не только уводил людей с площади, но даже врывался в дома и оттуда с бесстыдством извлекал мужей и почтенных жен. Впрочем, не распространяясь много в описании его лукавства, я расскажу о наглом его поступке с упомянутыми выше достопочтеннейшими мужами: этого будет довольно, чтобы доказать, какие беззаконные оскорбления делал он жителям Антиохии. Пришедши к одной непотребной женщине, он сказал ей, что какие–то недавно прибывшие чужестранцы желают провести с нею ночь. Потом, взяв пятнадцать соумышленников и скрыв их по склону горы за заборами, повел ее. В это время перекликался он с соучастниками своего замысла и, посредством условленного знака уверившись, что они на месте, продолжал идти с нею к воротам квартиры тех мужей. Ворота были отворены, потому что один из служителей подкуплен был устроить это. Таким образом он ввел женщину во двор и, показав дверь в дом, в котором должны были спать оба прибывшие архиереи, приказал ей войти туда, а сам пошел позвать своих соумышленников. В передней комнате случилось спать Евфрате — так назывался старший из епископов, а Викентии — имя другого — спал во внутреннем покое. Как скоро непотребная женщина вошла в комнату (а тогда было уже темно), Евфрата, услышав шум ее шагов, спросил, кто ходит. И едва только та отозвалась, пришел в ужасное смятение. Он вообразил себе, что говорит с ним демон, подделываясь под женский голос, и в ту же минуту стал призывать на помощь Христа Спасителя. Между тем Онагр — так звали предводителя злодейской шайки, потому что он и руками и ногами, будто копытами, бил благочестивых, — этот Онагр вошел с своею толпою сюда же и называл беззаконниками самых тех, которые хотят быть судиями беззакония. Тут поднялся необыкновенный шум, сбежалась домашняя прислуга, встал и Викентии. Ворота тотчас заперли и успели схватить семерых заговорщиков, но Онагр с прочими соумышленниками убежал. Вместе с другими пойманными взяли под стражу и женщину. Поутру епископы разбудили сопровождавшего их военачальника и пошли с ним во дворец. Жалуясь на наглую дерзость Стефана, они говорили, что для обличения его злодейств не нужно ни следствия, ни пыток. Особенно же горячо обвинял его военачальник, умоляя царя, чтобы наглое беззаконие он повелел исследовать судом не синодским, а гражданским, и обещал прежде всего представить к пытке епископских клириков, только надобно, говорил он, чтобы тому же подвергнуты были и служители Стефана. Так как Стефан бесстыдно противился и говорил, что клириков не должно подвергать побоям, то царь и правительство положили допрос по этому делу произвести во дворце. Прежде всех спросили женщину, кто привел ее в квартиру епископов, и она объявила, что какой–то молодой человек приходил к ней и сказал о прибытии и желании чужестранцев, и что потом, с наступлением вечера, он же повел ее в их квартиру и, на пути отыскав поставленных им в засаде людей, ввел ее через ворота на двор и приказал ей войти в переднюю. Она рассказала также, как окликнул ее епископ, как он испугался, как начал молиться и как сбежался народ.
Глава 10. О низложении Стефана
Выслушав это, судьи велели выйти на середину самому младшему из пойманных. Он, не дожидаясь пыток, прямо открыл, как было дело, и признался, что все устроено Онагром. Позван был и Онагр и показал, что ему велел сделать это Стефан. Обличив таким образом лукавство Стефана, судьи предоставили бывшим в то время в Антиохии епископам низложить его, а потом изгнали его из церкви. Однако же антиохийская церковь через это не совсем освободилась от арианского поношения: предстоятельст–во в ней после Стефана получил Леонтий [ [134]], родом хотя из Фригии, но человек с умом коварным, опасный, как подводные камни. Впрочем, о Леонтии я буду говорить немного ниже [ [135]]. Дознав опытом козни, устроявшиеся епископам, Констанций тотчас же послал письмо к Афанасию Великому, и писал ему раза три, прося его возвратиться с запада. Я помещу в этом сочинении письмо его второе, как самое краткое.
Глава 11. Письмо Констанция к Афанасию
Констанций победитель, Август — к Афанасию «Хотя и в прежнем письме мы ясно высказали, чтобы ты без опасения прибыл в нашу столицу, потому что сильно желаем послать тебя в твое место, однако ж и теперь пишем к твоей непоколебимости о том же самом и убеждаем тебя без всякого подозрения и страха взять общественную подводу и спешить к нам, чтобы получить, чего желаешь».
Глава 12. О втором возвращении святого Афанасия
Когда вследствие сего Афанасий возвратился, Констанций принял его благосклонно и повелел ему снова вступить в управление александрийской церковию [ [136] ]. Но тогдашние при дворе временщики, зараженные язвою арианства, начали говорить, что Афанасий должен уступить в Александрии одну церковь тем, которые не захотят иметь с ним общение. Это самое сказали они царю, царь передал Афанасию, а Афанасий отвечал, что царскому приказанию надобно повиноваться, но что и он также хотел бы объявить свое желание и просьбу. Царь обещал охотно согласиться на все, чего бы он ни попросил, — и Афанасий сказал, что равным образом и в Антиохии нужен какой–нибудь молитвенный храм людям, не желающим иметь общение с обладателем церквей, и что поэтому справедливо было бы также уступить им один из домов, назначенных для богослужения. Царь согласился, находя, что такое прошение законно и справедливо. Но представители еретического скопища воспротивились этому и сказали, что лучше уже не отдавать церкви ни тем, ни другим. После сего Констанций удивился мудрости Афанасия и отпустил его в Александрию. Григорий тогда уже умер, и его умертвили сами же александрийцы [ [137]]. Узрев своего пастыря, александрийские христиане назначили народные угощения и отправляли торжественнейшие праздники в честь Афанасия и во славу Божию. Но спустя немного времени Констант окончил свою жизнь [ [138]].
Глава 13. О третьем изгнании Афанасия и его бегстве
Тогда ариане, располагавшие Констанцием с полною свободою, напомнили ему о ссоре его
