Человек в черном шлеме, видимо, обнаружил, что таверна пуста. Все высыпали на улицу, чтобы посмотреть, что там происходит.
– Что ты можешь сказать, вор? – спросил барон. Кто-то рывком поднял голову Конрада, и он взглянул барону в глаза.
– Я хотел есть, – сказал Конрад. – Только и всего. Я поймал кролика, потому что очень хотел есть. Я не знал, что это преступление. Я пришел издалека. Я заплачу вам за кролика.
– У него нет денег, – сказал Хайнц.
– Молчать! – приказал барон. – Ты не здешний, я это вижу. Возможно, в ваших местах законы другие. Но пока ты здесь, должен подчиняться моим законам. Ты украл у меня.
– Я не хотел красть!
– Молчать! Ты говоришь, что хотел есть. Это я понимаю. Мы все хотим есть, если не ели целых два или три часа. Я бы простил тебя, если бы ты поймал и съел одного кролика. Но ты поймал двух. Что ты можешь на это ответить?
Конрад открыл рот, чтобы что-то сказать, но так ничего и не придумал, а потому ответил:
– Извините.
– Поздно извиняться, – сказал барон. – Сейчас я еду на охоту. Когда вернусь, тебя повесят.
Конрад уставился на барона, не веря своим ушам. Неужели он выжил в страшной резне только для того, чтобы быть повешенным за каких-то двух кроликов?
Его не убили чудовища, но ведь они просто-напросто безмозглые твари. Получается, что в вопросах жестокости и предательства они не идут ни в какое сравнение с самым опасным существом – человеком.
– Вы не можете его повесить, – раздался голос из дверей таверны.
Голос прозвучал негромко, но, поскольку на площади стояла мертвая тишина, все повернулись, чтобы взглянуть на того, кто это произнес.
На нем действительно был черный шлем. Забрало было поднято, потому что человек собирался пить эль, но лицо его находилось в тени. Он был одет во все черное: кольчуга на кожаной подкладке, из черных металлических колец, на черном поясе черные ножны, даже рукоять меча была черной – такой же, как и шерстяные штаны, и короткие кожаные сапоги.
– То есть как это? – спросил барон. – Кто вы такой? И какое право вы имеете вмешиваться? – Он бросил быстрый взгляд назад, где находилась его охрана. – Это вас не касается, – продолжал он, – кем бы вы ни были.
– Этот человек имеет право на защиту, – сказал незнакомец в черном.
– На защиту? Какую защиту? Это преступник, какая тут может быть защита?
– Он имеет право защищать себя сам.
– Он только что использовал это право. И не слишком удачно.
Барон взглянул на собравшихся; кое-кто в толпе угодливо засмеялся. Барон продолжал смотреть на людей, и смех стал громче.
Незнакомец прихлебывал пиво, дожидаясь, когда станет тихо.
– У него есть право защитить себя в поединке, – сказал он, когда наступила тишина.
Барон удивился.
– Поединок? – спросил он. – Но ведь он… э-э… крестьянин!
– Ну, это пустая формальность. Я думаю, вы знаете, что, согласно рыцарскому кодексу, принятому при дворе императора Магнуса в две тысячи триста двадцать пятом году, право защищать свою жизнь в поединке имеет каждый, кто обладает клинком. – Человек в черном хлебнул еще эля и глянул на Конрада. – У тебя есть клинок, парень?
Конрад, который еще не пришел в себя, машинально ответил:
– Да.
– Нет, – сказал Хайнц.
– Нет, – сказал Карл.
– Вот видите? – сказал барон. – Слово двух моих самых верных подданных против слова браконьера и вора. Я знаю, кому можно верить.
– Но если у него нет клинка, – сказал незнакомец, – то, как он снял с кролика шкуру? Зубами, что ли?
– У него было оружие? – резко спросил барон.
– Э-э… – промямлил Хайнц.
– Ах да… – сказал Карл и показал нож. – Вот…
– Хорошо, хорошо, – сказал барон. Он взял нож и внимательно его осмотрел. – Но у крестьянина не может быть такого оружия. Оно наверняка краденое.
«Что верно, то верно», – подумал Конрад.
– У него есть клинок, – сказал человек в черном, – значит, он имеет право защищать свою жизнь в поединке.
