изогнутой широкой лестнице, которая вела к парадным дверям. Высокие ступени делались будто для великанов, да и внутренние помещения дворца отличались огромными размерами.
Первый дверной проем был настолько велик, что в него мог пройти корабль де Тевора. Сводчатый потолок просторной палаты за ним поддерживала арочная колоннада с вырезанными на ней изображениями мифических созданий. Вдоль стен по обеим сторонам выстроились, как на параде, грандиозные статуи предыдущих Императоров в пышном убранстве.
Две мраморные лестницы вели на верхние этажи, где проходила повседневная работа по управлению Империей, и к личным покоям Императора.
– Туда. – Литценрайх вытянул перед собой посох.
Вольф заколебался, но Конрад не стал мешкать. Он побежал к арке. За ней, как он знал, располагалась анфилада комнат, каждая из которых была посвящена одному из правителей Империи. Там хранили трофеи давно забытых кампаний, а стены украшали картины и гобелены с сюжетами из истории правления того или иного Императора.
Посреди каждой комнаты располагался каменный постамент, на нем покоился прах того или иного правителя. Иногда на постаменте стоял каменный гроб, иногда золотой саркофаг, иногда в них лежали позолоченные кости, а порой ничего. Альтдорф не всегда считался столицей, и многих Императоров предавали земле не здесь. Но, тем не менее, каждому отвели комнату во дворце, и у каждого постамента, пустовал он или нет, стоял на часах имперский гвардеец. Гвардия охраняла покой не только здравствующего Императора, но и всех его предшественников.
Остальные последовали за Конрадом в первую комнату – она посвящалась Люйтпольду, отцу Карла- Франца. Его тело покоилось в украшенном драгоценными камнями гробу с вырезанным на крышке портретом. Тревожный свет Моррслиб проходил сквозь круглое витражное окно на потолке и заливал постамент. Часовой в начищенной до блеска форме стоял на посту. На первый взгляд все казалось обычным – за исключением того, что на часах стоял не человек.
В отличие горожан и солдат за пределами дворца, гвардеец не превратился в бесплотный призрак. Как и у тех, кто напал на «Серого горностая», его тело венчала голова быка. Изо рта выглядывали клыки, на лбу росли рога.
Конрад собирался броситься в атаку, когда заметил, что мутант мертв. Он не моргал и не дышал, такой же безжизненный, как статуи из предыдущего зала и все население Альтдорфа.
Днем и ночью заветные комнаты освещались свечами в стенных рожках. Конраду что-то в них показалось странным, и он подошел к одной из свечей, чтобы осмотреть ее. Она горела, но огонек не мерцал. Смешанный с ароматическими маслами жир не давал запаха, огонь не давал тепла, а свет не отбрасывал тени. Конрад на мгновение замешкался, а потом провел рукой по пламени и ощутил холод, словно огонь замерз. Он поежился и попробовал задуть огонек, потом потушить его пальцами, но безуспешно.
Конрад и остальные двинулись дальше и нашли следующую комнату в том же состоянии, что и первую: у постамента, окруженный реликвиями Императора и сценами его триумфа, почтительно застыл мутант в форме гвардейца, а луна и призрачные свечи заливают их светом.
Чем дальше, тем древнее оказывались комнаты. Проходы добавляли там, где находилось для них место, иногда под прямыми углами, иногда на разных уровнях. Торопливый осмотр этих комнат, путешествие на столетия назад, походил на бег по лабиринту.
Неожиданно Вольф, который бежал в нескольких шагах позади Конрада, закричал:
– На этот раз ты умрешь!
Конрад по привычке отпрыгнул в сторону, развернулся и поднял меч, но Вольф бросал вызов другому, невидимому противнику.
Наемник махал черным мечом, рассекая клинком пустой воздух. Вдруг он прыгнул вперед и поднял щит, защищаясь.
Конрад, не веря своим глазам, смотрел, как Вольфа отбросило назад, причем так сильно, что он упал на старинный лаковый шкаф, где хранилась бесценная коллекция фарфора. Шкафчик опрокинулся, и вся посуда и статуэтки разлетелись на мелкие кусочки. Вольф снова ринулся в атаку, налетая на видимого ему одному врага. Он сделал выпад, меч пронзил пустоту.
Литценрайх, Устнар и Гвидо двинулись дальше, но Конрад задержался – он хотел помочь другу, но не видел, с кем биться.
Вольф сражался с невидимым противником из своего прошлого. Это была его битва, и Конрад ничем не мог ему помочь. Ему оставалось только идти вперед; он должен идти вперед.
Конрад повернулся к наемнику спиной и пошел следом за товарищами. Они проходили комнату за комнатой; их ноги совершенно беззвучно ступали по мраморному полу.
Через несколько минут настал черед Устнара стать добычей призрачного недруга из прошлого.
Дварф обходил древний саркофаг и вдруг с боевым кличем взмахнул топором. Устнар не отрывал взгляда от чего-то, чего никто, кроме него, не видел. Выкованный Баррой топор творил в священном покое хаос.
Он рассекал воздух и все, что под него подворачивалось, в погоне за врагом, который, видимо, прятался за любым укрытием. Дварф полосовал гобелены и картины, разбивал старые доспехи; он скинул с постамента непотревоженный столетиями каменный гроб, и тот распахнулся, рассыпав по полу хрупкие кости древнего Императора. Устнар пнул череп, разразился страшным проклятием и снова ринулся на неведомого врага, круша все на своем пути.
И опять Конрад ничем не мог ему помочь. Он пошел дальше, углубляясь в недра дворца, минуя склепы Императоров, что жили и умерли тысячелетие назад. Вскоре звуки битвы, ведущейся Устнаром, остались позади, будто она протекала где-то далеко… или давно.
Конрада пронзал холод, более леденящий, чем нес с собой туман, но в то же время по телу тек пот. Они с Литценрайхом переглянулись: должно быть, колдун тоже гадал, кто следующим падет перед тайными уловками дворца. Они пошли рядом и разделялись, лишь чтобы обойти постамент и звероподобного часового. Гвидо шел за ними по пятам.
– Пожалуйста! – взмолился вдруг Литценрайх.
