14 октября экспедиция отправилась из Манауса на вертолете, который доставил ее на берег реки Сан-Антонио, в 240 километрах севернее города, где находился передовой лагерь дорожников. К северу лежала земля атроари. Отсюда экспедиция и начала свой трудный путь, отправившись на поиски индейцев в моторной лодке.
22 октября они заметили первые признаки пребывания индейцев: заброшенную хижину с остатками пищи. Еще через сутки пути они были разбужены на рассвете криком петуха. Это означало, что деревня атроари находится где-то поблизости. Падре Кальери распорядился дать три выстрела в воздух, предупреждая туземцев о прибытии экспедиции. И через несколько часов состоялась первая встреча. Она была такой сердечной, что лучше и пожелать нельзя: индейцы приветственно махали руками, приглашали белых подойти поближе. Вышедший впереди соплеменников вождь первым подошел к падре и протянул ему мякоть банана. Падре поблагодарил, после чего вождь сунул палец себе в рот и, вытащив его оттуда, в знак дружбы намазал своей слюной губы падре Кальери.
Потом начались работы по устройству лагеря экспедиции. Индейцы помогали расчищать участок на берегу реки, строить шалаши, таскали хворост для костра. Тут же произошло первое недоразумение: один из туземцев залез в кастрюлю с пищей. И падре, грозно прикрикнув, прогнал его. Этого делать не следовало бы. В особенности после того, как сам падре и его спутники отведали бананов и «бижу», предложенных им индейцами...
Целый день индейцы помогали экспедиции организовывать на берегу речного протока свой лагерь. А вечером падре стал распределять подарки. При этом он руководствовался какими-то одному ему понятными критериями: некоторые индейцы, работавшие, по мнению Кальери, лучше других, получили больше подарков. Те, кто, как полагал падре, ленился, должны были удовольствоваться более скромным вознаграждением. Один из них, недовольный тем, что ему досталось всего лишь две коробки спичек, пытался протестовать. Падре отобрал у него обе коробки. Отобрал в назидание! Впоследствии сертанист[2] Жоао Америко Пере, анализируя эти действия, заметил, что падре следовал принципам нашей психологии и педагогики. Нашей! Но ведь индейцы мыслят иначе и не читают брошюр о трудовом воспитании и научно организованной системе поощрений и наказаний...
Как могли атроари, боготворящие своих детей и никогда не наказывающие их даже за серьезные проступки, понять или оправдать поведение падре, силой вытащившего из лодки забравшегося туда подростка? Почему они должны были согласиться с принципом «оплаты по труду»?
А ведь Кальери был не новичок в сельве. Он, правда, приехал в Бразилию сравнительно недавно: в 1964 году. Однако уже участвовал в нескольких экспедициях по установлению контактов с индейцами. В частности, с племенем яноами, обитающим по правому берегу реки Рио-Бранко, неподалеку от бразильско- венесуэльской границы. Именно поэтому инженеры департамента автомобильных дорог и обратились к нему за помощью. Однако успешные результаты контактов с яноами вскружили, очевидно, ему голову. Он решил, что обладает особым влиянием на индейцев. Что их подавляет его представительный вид, громкий голос, властные жесты.
На следующий день падре Кальери вошел в одну из хижин, несмотря на то, что двое мужчин стояли у входа, показывая жестами, что сюда входить не следует. Падре отодвинул их в сторону, словно убирая с дороги препятствие. И, войдя в малоку, начал считать висящие в ней гамаки. А это не могло не насторожить индейцев: они вправе были подумать, что этот странный караиба пытается выяснить их численность.
Так одна ошибка следовала за другой. Ближайшим помощником падре Кальери был лесник Алваро Пауло да Сильва, проживший в сельве всю жизнь и хорошо разбиравшийся в обычаях и нравах индейцев. Он несколько раз пытался предупреждать падре о том, что их нельзя раздражать. Падре отмахивался от Алваро.
Спустя два дня индейцы стали проявлять первые признаки нервозности и недовольства. Несколько человек отказалось проводить экспедицию к месту прежней стоянки. А те, что в конце концов согласились стать проводниками, пройдя несколько километров, вдруг разъярились: принялись стучать зубами и хлопать руками по своим ягодицам, что означало сильнейшее волнение. Падре прикрикнул на них. И после этого Алваро окончательно впал в панику. Он хорошо знал, что ни в коем случае не следует кричать на индейцев. Он обратился к падре с мольбой немедленно прервать экспедицию и вернуться. Падре и сам понимал, что над его головой сгущаются тучи, но ему не хотелось отступать. Может быть, было стыдно? Или не хотелось терять гонорар, обещанный инженерами департамента автодорог? А может быть, он продолжал верить в свою власть над этими туземцами? В свою способность сломить их, убедить, подчинить себе? И лишь одна фраза последней радиограммы невольно выдала смятение, царившее в его душе: «...помолитесь за нас, сестра! И помолитесь прилежно: как мне кажется, скоро полетят стрелы».
Алваро не стал дожидаться стрел. Он заявил падре, что уходит.
— Жалко, сын мой. Ты очень многим помог нам. И можешь еще больше помочь в ближайшие дни.
Эти слова занозой застряли в сознании лесника. И, пройдя несколько километров по речке на самодельном плотике, он вдруг повернул обратно. Правда, уже приближался вечер, и ему пришлось переночевать на берегу реки, не дойдя до стоянки. Утром он, поколебавшись, решил все же вернуться в лагерь, чтобы в последний раз попытаться переубедить падре и его товарищей.
Алваро подплыл к стоянке совсем близко и удивился необычной тишине. Спрыгнув с плотика, он поднялся по косогору к тому месту, где стоял шалаш экспедиции. Сделал несколько шагов вперед. Никто не вышел навстречу. Алваро подошел, заглянул внутрь. Посредине убогой хижины лежал труп падре с проломленной головой.
В ужасе Алваро бросился бежать. Прыгнул в свой плот и, лихорадочно гребя, отправился в долгое путешествие по «зеленому аду», как потом именовали эти места репортеры, описывавшие злоключения экспедиции. Пять дней он плыл, питаясь мукой и бананами. Потом плот перевернулся, остатки припасов пошли ко дну. Вероятно, Алваро умер бы от голода и жары, если бы не натолкнулся на двух рыбаков с провизией. Они накормили его, помогли добраться до ближайшего поселка, откуда спустя еще несколько дней он был переправлен в Манаус.
Кто виноват?
Через неделю тела падре и его спутников были найдены пилотами спасательного авиаотряда. Вертолеты сели на крошечную опушку в нескольких километрах от места, указанного Алваро. Девять скелетов (много ли нужно времени зловещим «урубу» — стервятникам, питающимся падалью, чтобы сожрать девять трупов?) были перевезены в город. Газеты смаковали детали, задавая нескончаемые вопросы: «Кто виноват?»
В самом деле: кто виновник этой трагедии? Сам ли падре? Инженеры, прочертившие непреклонным острием фарберовского карандаша трассу через деревни атроари и забывшие о мудром предостережении предков: «Гладко было на бумаг»» да забыли про овраги, а по ним — ходить!» Или сами «кровожадные атроари»?
«Я никогда в жизни не слышал, чтобы индеец без причины нападал на белого и тем более убил его, — сказал мне однажды Ноэл Нутелс друг и соратник братьев Вилас-Боас, врач, около тридцати лет своей жизни посвятивший заботам о здоровье индейцев и объездивший, выполняя эту работу, всю страну. — Если индеец убивает кого-то из нас, значит, сам он, или его родственники, или его предки были когда-то уже обижены белыми». Жоао Америко Пере, выезжавший в Манаус по поручению ФУНАИ для изучения обстоятельств гибели экспедиции, рассказал впоследствии, что причиной трагедии явилось стремление падре Кальери привить индейцам сознание своего превосходства над ними, запугивание, угрозы.
— «Усмирение» индейцев требует опыта, — говорил Пере. — А у падре такого опыта не оказалось. Впрочем, я не знаю ни одного из миссионеров, который обладал бы им. Кальери сам виноват в своей гибели, и это тем более печально, ибо падре прошел курс усовершенствования в музее Гельди в Белеме.
— Каковы же были его главные ошибки?
— Во-первых, он вошел без приглашения на их территорию, что дало им веские мотивы
