Когда начало светать и мы стали уставать и повторяться, я сказал: «Ладно, коммюнике нам с вами не составлять. Вы будете по-своему вести дело, а я писать то, в чем убежден».
– Резонно,- кивнул Лобановский.- Еще кофейку?
…Футбол неспроста имеет репутацию крепкого орешка. Есть у него ядро, есть и скорлупа. Ядро – то, каким он придуман на радость людям, что собой представляет на самом деле. Скорлупой окружают его люди, к нему причастные. И те примазавшиеся, своевольные, нахрапистые, от кого он совсем не должен был бы зависеть, и те,, от кого он впрямь зависит, но либо не ведающие, что творят, либо послушные туповатому служебному рвению, а то и личной корысти.
Сам по себе футбол красив, честен и добр, он, как сказка Андерсена, открыт и малышам и взрослым. Он – условность, фантазия, он – игра со скрытым смыслом, сквозь которую просвечивает то, в чем нуждается наше воображение, он на своем языке умеет нашептывать и подсказывать нашему разуму и нашим чувствам. Мы незаметно, сами того не желая, подпадаем под его влияние и уходим со стадиона совсем не в том настроении, в каком на него шли.
Когда футбол перед нами является игрой, мы воспринимаем его открыто, просто, беззлобно. Мы видим, что уверенное умение, пересыпанное блестками выдумки, увлекает самих играющих, что они целиком поглощены трудным и тонким занятием, сосредоточены на нем, а раз так, то им не до лени, фальши, шулерства, членовредительства. Называйте их как хотите – спортсменами, мастерами, «звездами». Они играют увлеченно, как в детстве. И у них одно на уме – кто кого превзойдет за полтора часа. Они преисполнены уважения к своим противникам, ибо знают, что в другой вечер, в другие полтора часа эти же самые искусно играющие противники способны превзойти их. В таких матчах ставка на «чуть-чуть» то самое, которое высоко ценится в любом искусстве. Наше сочувствие проигравшим, пусть они нам и близки, не темнит нам глаза, мы судим об увиденном прямо и справедливо и отдаем должное победившим, хотя они и проездом в нашем городе.
Мне часто вспоминается матч в Лужниках, сыгранный летом 1965 года нашей сборной со сборной Бразилии во главе с Пеле. Бразильцы победили 3:0. Их непринужденной, летучей игрой была покорена стотысячная аудитория, кажется, никто не почувствовал себя оскорбленным и удрученным. Очевидцы только и рассуждали о футболе в высшем его проявлении, гордились, что имели счастье лицезреть Пеле, и два мяча, забитые им, припоминали и разбирали как картинки с выставки. Футбол в тот день был ядром ореха, спелым, чистым, без горчинки.
Широко применяемый термин – «своя игра» лишь в первоначальном, внешнем виде подразумевает разумно и основательно, с собственным, оригинальным акцентом налаженные командные действия, за которыми угадывается тренер-режиссер, понявший, как должны играть мастера, оказавшиеся под его началом. Оставим в стороне тактические соображения. «Своя игра» в широком смысле и есть форма существования футбола, так сказать, от природы. «Своя игра» делает футбольное занятие стоящим и в глазах тех, кто его выбрал, и в бессчетных, как звезды на чистом небе, глазах на него взирающих. «Своей игрой» побеждают не одного противника, побеждают и публику, обращая ее в истинную футбольную веру.
Счастье футбола как зрелища в том, что кульминация – гол редок. К нему стремятся всей душой, мчат со всех ног, ради него совершаются чудеса бесстрашия. И тем дороже долгожданный гол, тем он драматичнее. В газетах, в разделе технических результатов, можно встретить: «Такая-то команда уже в семи матчах не забивала» или: «Такая-то команда в восьми матчах подряд не пропускала». Мы не хватаемся за голову перед этой, вообще-то говоря, удивительной констатацией, норов футбола, его строптивость известны.
Но высокие достоинства игры, заложенные в ней со дня изобретения, стали и вечным соблазном для вульгаризаторов.
В наши времена скорлупа вокруг ядра изготовляется по изощренной технологии. Футбол искусственный, синтетический, заменитель, суррогат – в большом ходу. К нему приторачивают рекламные проспекты: «Новинка!», «Открытие!», «Реализм!»
А уши вульгарного истолкования футбола торчат.
Вот перед нами понятие, возникшее в семидесятых годах,- универсализм. В законченном виде его преподнесла, подарила миру прекрасная команда – сборная Голландии. Идея превосходная, многообещающая: при сохранении в основном разделения труда на поле каждый игрок обязан освоить смежные специальности, со знанием дела вести себя при любом маневре, на любом направлении. Эта давно напрашивавшаяся идея открыла простор для множества небывалых затей и перипетий, сделала общую игру более разнообразной, умной, сюрпризной, убыстрила ее, мысль и воплощение сблизились. Главным козырем голландцев и тех, кто сразу верно их понял, стала возможность чаще, свободнее, подчас непредсказуемо вести наступление.
А вульгаризаторы тут же высунулись с собственным истолкованием. Их прельстило не первостатейное достоинство универсализма – наступательность, а «вторая его сторона – дополнительные преимущества, которые он открывал при защите ворот. Мне приходилось в те годы наблюдать за игрой голландцев в компании с тренерами высшей лиги. Некоторые из них только и восклицали с нескрываемой радостью: «Смотрите, Круифф в зоне свободного защитника!», «А каков Ренсенбринк в отборе мяча, какой подкат!», «Неескенс-то уже целую минуту отрабатывает как крайний защитник!» Выходы вперед игроков обороны почему-то не фиксировались, а участие игроков атаки в защитительных операциях вызывали восторг и наматывались на ус. Это и был самый что ни на есть вульгарный взгляд.
Да, универсальность таит в себе множество выгод. Эпизоды с отходом назад форвардов, чтобы помочь защитникам или занять их место, то и дело мелькали. Но было ясно, что эпизоды эти проходные, а иногда служат форвардам для нового поворота, для разбега перед очередным наступлением. Голландские форварды оставались форвардами, большую часть времени они проводили в атаках, не придавая исключительного значения своему участию в оборонительных делах. И славу они себе приобрели как форварды, и в памяти остались форвардами.
Вульгаризатор так наставляет своего игрока: «Видел, как играет Круифф? Чуть что, чеши в оборону и отрабатывай там на полную катушку. Но ты не Круифф, его вольностей себе не позволяй, действуй построже, поаккуратней, со «своего» глаз не спускай». И молодой форвард превращается в полуфорварда, а вся игра кренится к своим воротам. И это совершается под девизом новейшего универсализма!
Много-много лет я работал в маленькой, чересчур маленькой редакции. Нас было меньше, чем в основном составе футбольной команды. И мне и моим друзьям, журналистам – Геннадию Радчуку, Валерию Винокурову, Виктору Асаулову, Юрию Цыбаневу частенько приходилось выполнять работу корректора, машинистки, секретаря, курьера, шофера, но никто из нас не делал из этого истории, мы не оседали возле «ворот», прекрасно зная свои основные обязанности. Наш «универсализм» был вынужденным. И, может быть, поэтому я с особой обидой воспринимаю тот футбол, в котором универсальные умения расходуются в большей мере в защите, чем в наступлении.
А как истолковывают «атлетизм»? Ясно и без диссертационных доказательств, что футбол все более повышает требования к физическому развитию и состоянию игроков. Тренеры, как наши, так и зарубежные, умеют соблюдать эти требования. Сейчас наивно надеяться, что можно встретить профессиональную команду, скажем, в европейских клубных турнирах, которая позволит себя «перебегать», «перепрыгать», «перетолкать», у которой не хватит дыхания на матч хоть бы и с дополнительным получасом. Без энергетического заряда какой уж там тотальный, универсальный футбол!
Но ясно и то, что футбольный атлетизм особого рода. Он служит не спринту, не прыжкам, не поднятию штанги, не борцовским приемам,, не выносливости марафонца, а игре. Вспомним героев испанского чемпионата мира – итальянцев Росси и Конти, французов – Платини, Жиресса, Тигана, бразильцев – Зико, Эдера и Сократеса, поляков – Бонека и Лято, аргентинцев – Марадону и Ардиллеса. На улице их встретишь: люди, каких много. Но мы знаем, насколько они атлетичны. Атлетизм их не навязчив, не бросается в глаза, не выведен для каких-то чрезвычайных, исключительных надобностей. На поле он проявляет себя в свободе и быстроте любого движения, в готовности перемениться каждую секунду, даже в эксцентричности, ибо чем выше класс футболиста, тем чаще он вытворяет что-нибудь «неправильное». Истинный футбольный атлет –
