Николай II

В теплый дождливый день 15 сентября цесаревич, который боролся с желанием «полететь в Вольфсгартен к милой Аликс», принял решение «остаться при дорогих родителях и поехать с ними в Крым». Уже тогда стало ясно, что отец болен серьезно: вызванный из Германии профессор Лейден нашел у Александра III воспаление почек и «нервное расстройство-переутомление от громадной и неустанной умственной работы», — записал цесаревич в дневнике 15 сентября. 21 сентября царское семейство прибыло в Севастополь и пересело на корабль, отправлявшийся в Ливадию. 22 сентября Александр III принял первую соляную ванну. Тихую жизнь цесаревича скрашивали только письма невесты, порой их приходило по три в день. Наконец 5 октября ему позволили пригласить Alix. «Папa и Мамa позволили мне выписать мою дорогую Аликc из Дармштадта сюда — ее привезут Элла (великая княгиня Елизавета Федоровна. — С. Ф.) и д[ядя] Сергей. Я несказанно был тронут их любовью и желанием увидеть ее, — записал цесаревич в дневнике в тот день. — Какое счастье снова так неожиданно встретиться — грустно только, что при таких обстоятельствах».

Обстоятельства действительно были грустными — в тот же день 5 октября «Правительственный вестник» опубликовал заключение врачей — профессоров Захарьина, Лейдена, доктора Попова и почетного лейб-хирурга Вельяминова о состоянии здоровья императора, из которого следовало, что болезнь почек не отступила, а силы Александра III уменьшились. Оставалась лишь надежда на то, что «климат южного берега Крыма благотворно повлияет на состояние здоровья августейшего больного». С того дня, уже ежедневно, в правительственной прессе печатались официальные бюллетени о здоровье русского царя. 9 октября «Правительственный вестник», помещая очередную информацию о состоянии здоровья Александра III, сообщил о том, что он «приобщился Св. Таин» (то есть причастился). Это свидетельствовало об исключительно тяжелом состоянии больного.

Очевидно, что официальные власти до последнего старались не говорить о здоровье русского царя: неслучайно еще 21 сентября был подтвержден запрет на статьи о болезни Александра III, a 6 октября выдвинуто требование принять меры, чтобы в экземплярах газет, предназначавшихся для отправки в Ливадию, исключались все известия о недуге самодержца. Но прогрессировавшая болезнь внесла свои коррективы: скрывать опасное состояние Александра III в октябре оказалось уже невозможно. Вероятно, к началу октября и он осознал, что надежд на выздоровление мало. В подобных условиях скорейшая женитьба наследника стала делом государственной важности. Чиновник Министерства Императорского двора заметил позже, что «Александр III желал при своей жизни женить сына, и потому-то принцесса спешно и вызвана была в Ливадию»[39]. Так ли это было или обстоятельства сложились таким образом, но Alix прибыла в Ливадию, когда надежд на выздоровление русского монарха практически не осталось.

«Кто-то выразился тогда: „Прозевали государя!“ — вспоминал осень 1894 года граф С. Д. Шереметев, — и спохватилися, когда было уже поздно, когда болезнь, начавшаяся после Борков, стала выражаться резче и зловещее. Не будь этой болезни, колесо истории повернулось бы иначе, оно избавило бы нас от осложнений „дальневосточных“ и приступило бы к работе внутренней очистки. И эта работа была бы свободная, не вынужденная, не навязываемая, а сознательная, спокойная и обстоятельная, сообразуемая с важностию внутреннего обновления на началах русских, исторических, законосовещательных, творческих. „Удерживающего“ не стало». Судить о том, что могло бы случиться, если бы государя не «прозевали», трудно, но то, что его болезнь и смерть стали невосполнимой политической потерей для России, — несомненно. При самодержавии смена царствования практически всегда означает и новый этап исторической жизни. Какой она будет в конце 1894 года, мало кто представлял, в том числе мало представлял это и наследник, не имевший своей политической программы и плохо разбиравшийся в механизме управления огромной империей своих державных предков.

В те октябрьские дни он страстно ожидал встречи со своей «ненаглядной Аликс». Она приехала в Крым за десять дней до кончины Александра III. «Папa был слабее сегодня, — записал цесаревич в дневнике 10 октября, — и приезд Аликc, кроме свидания с отцом Иоанном (Кронштадтским, известным православным пастырем. — С. Ф.), утомил его». Земные дни русского самодержца клонились к закату, и он уже не мог в полной мере разделить с сыном радость от приезда его невесты. Радость была омрачена ощущением неизбежной развязки и крутого изменения всего течения жизни цесаревича. Не понимать этого он не мог, но полностью прочувствовать — едва ли.

Уже с первых дней пребывания в Крыму принцесса Alix стала оказывать на своего жениха моральное давление, разумеется — из самых добрых побуждений. Она давала цесаревичу советы, иногда занося их (по-английски) в его дневник. За пять дней до смерти Александра III принцесса, заверив жениха в своей глубокой и искренней любви, посоветовала ему быть стойким и приказать доктору Лейдену приходить ежедневно и сообщать, в каком состоянии находится его отец. Цесаревич должен узнавать все первым. «You are Father dear's son and must be told all and be asked about everything. Show your own mind and don't let others forget who you are. Forgive me lovy»[40], — подчеркивала она.

Этот мотив — указание на личную волю — и в дальнейшем будет встречаться в письмах Alix к любимому Ники. С самых первых дней пребывания в России принцесса пыталась доказать, что она — верная защитница его интересов. Ее любовь глубока и неизменна, и возлюбленный должен это знать. Они — единое целое. Цесаревич не мог не оценить такого порыва невесты, он отвечал ей полной взаимностью. Уже тогда было ясно, что влияние Alix на Николая Александровича — определяющее. Почему все случилось именно так? Кто знает… Мы можем только утверждать: это была красивая любовь, год от года возраставшая. Чтобы приблизиться к пониманию этой любви (без чего нельзя разобраться и в причинах «политических амбиций» супруги последнего российского монарха), необходимо попытаться ответить на вопросы: кем была и кем себя ощущала принцесса Alix?

…По замечательному выражению русского философа и общественного деятеля XX века С. Н. Булгакова, в дальнейшем принявшего священнический сан: «Определяющей силой в духовной жизни человека является его религия — не только в узком, но и в широком смысле слова, то есть те высшие и последние ценности, которые признает человек над собою и выше себя, и то практическое отношение, в которое он становится к этим ценностям. Определить действительный религиозный центр в человеке, найти его подлинную душевную сердцевину — это значит узнать о нем самое интимное и важное, после чего будет понятно все внешнее и производное». Разбираясь в мотивации человеческих поступков, сказанное С. Н. Булгаковым можно применять в качестве своеобразного социального «лекала». Разумеется, найти «душевную сердцевину» всегда непросто (если вообще возможно), но отказ от таких поисков заранее обрекает исследователя на неудачу.

Не будет большой ошибкой заявить, что для понимания действий императрицы Александры Федоровны необходимо учитывать религиозный фактор, поскольку супруга последнего русского самодержца была прежде всего homo religious.

Она родилась 25 мая 1872 года в семье великого герцога Гессенского Людвига IV и его супруги — дочери английской королевы Виктории Алисы. Семья была протестантская, при рождении девочка получила несколько имен — Алиса, Виктория, Елена, Луиза, Беатриса. Рано потеряв мать, умершую в 1878 году, она воспитывалась своей английской бабкой, весьма холодно относившейся ко всему немецкому и питавшей определенное нерасположение к императору Вильгельму II. Таким образом, юная принцесса формировалась как личность, получала образование и усваивала правила поведения в атмосфере викторианского века, при дворе старой, пуритански настроенной королевы. Судьба Алисы определялась ее рождением: рано или поздно она должна была выйти замуж за одного из представителей какого-либо владетельного Дома Европы. Не отвергалась и возможность ее замужества за кем-либо из русских великих князей.

В течение XIX века многие представители дома Романовых женились на немецких принцессах. В течение длительного времени этому соответствовали и внешнеполитические интересы империи. К концу XIX века ситуация изменилась. Мощная Германская империя не была безусловным политическим союзником России. И хотя после смерти «германофила» Александра II престол перешел к его сыну, женатому на датской принцессе, не испытывавшей восторженных чувств к стране, воевавшей с ее Родиной, традиция искать себе невест преимущественно среди немецких принцесс в доме Романовых сохранилась. История так сложилась, что старший сын Александра III нашел себе невесту в том же Гессенском доме, что и его дед — император Александр II. Получалось, что цесаревич Николай Александрович и его невеста были троюродными братом и сестрой. Великое герцогство Гессенское (до 1866 года называвшееся Гессен-Дармштадтским) входило в состав Германской империи, гранича с Пруссией, Баденом и Баварией. Население герцогства в 1890-х годах